Сапфо
Шрифт:
Алкей был вообще мастером описаний природных явлений — особенно процессов изменений в природе. Иной раз его читаешь как будто Фета:
И звенят и гремят
вдоль проездных дорог
За каймою цветов
многоголосые
Хоры птиц на дубах
с близких лагун и гор;
Там вода с высоты
льется студеная,
Голубеющих лоз —
По прибрежью камыш
в шапках зеленых спит.
Чу! Кукушка с холма
гулко-болтливая
Всё кукует: весна.
Ласточка птенчиков
Под карнизами крыш
кормит по улицам.
Хлопотливо мелькнет
в трепете быстрых крыл,
Чуть послышится ей
тонкое теньканье.
(Алкей. фр 115 Lobel-Page)
А вот любовная тематика, судя по всему, не была этому лирику особенно близка. Позже сложилась легенда, будто бы Алкей был безответно влюблен в Сапфо. И написал ей такие строки:
Сапфо фиалкокудрая, чистая,
С улыбкой нежной! Очень мне хочется
Сказать тебе кой-что тихонько,
Только не смею: мне стыд мешает.
(Алкей. фр. 384 Lobel-Page)
А поэтесса будто бы ответила ему другим четверостишием (которое, кстати, тоже написано алкеевым стихом, хотя к нему Сапфо вообще-то обращалась редко):
Будь цель прекрасна и высока твоя,
Не будь позорным, что ты сказать хотел, —
Стыдясь, ты глаз не опустил бы,
Прямо сказал бы ты всё, что хочешь.
(Сапфо. фр. 137 Lobel-Page)
Иными словами, Алкей тут как бы пытается заигрывать с Сапфо, используя смесь комплиментов и туманных намеков. А она не принимает этого игривого тона и дает решительный отпор, даже пристыжает земляка. Впрочем, современные ученые с достаточными основаниями отрицают достоверность этой стихотворной «дуэли». Скорее всего, она была кем-то придумана позже, тогда же были сочинены и соответствующие строфы. Что поделать — подобный миф просто не мог не возникнуть: Сапфо и Алкей жили в одно и то же время, в одном и том же месте. Нельзя допустить, чтобы они не были знакомы друг с другом. И, конечно, трудно было отказаться от соблазна домыслить какие-то детали их личных отношений…
* * *
Завершая эту главу, совершенно необходимо хотя бы вкратце остановиться на проблеме диалектов античной эллинской поэзии. О чем вообще идет речь?
Древнегреческий язык подразделялся на ряд диалектов, несколько отличавшихся друг от друга. Подчеркнем, речь идет именно о незначительных
Собственно, что такое диалекты — это и поныне каждый из нас понимает. В русском они ведь тоже есть. Кто не слышал, что в северных регионах у нас «окают», в более южных — «акают»? Правда, чем дальше, тем больше — буквально на наших глазах — эти особенности стираются под влиянием общеязыковой нормы (в основе которой в России лежит московский говор). Кстати, могучими проводниками этой последней в условиях современности служат телевидение и радиовещание, теперь проникшие уже, наверное, и в самую отдаленную «глубинку». В результате люди, живущие в различных местностях, постоянно слышат слова языка в том звучании, которое ныне признано правильным, и сами сознательно или бессознательно воспроизводят в своей речи такое же звучание. Диалекты отмирают…
В античной Греции такого фактора, естественно, не было и не могло быть. И поэтому диалекты сохранялись на протяжении веков и веков, не утрачивая ни одной из своих специфических черт. Важно еще и то, что в отличие от тех же русских диалектов, существующих только в устной речи (нам случалось слышать, как говорят «стокан», «торелка», но никто, конечно же, так не пишет), различия между древнегреческими диалектами фиксировались и на письме. Различия эти имели в основном фонетический характер, то есть в одних и тех же словах носителями разных диалектов отдельные звуки произносились неодинаково. Так, имя одной и той же богини (мы ее знаем как Афину) афинянин произносил «Атена», коринфянин — «Атана», милетянин — «Атене» и т. д.
Диалектов было довольно много. Важнейшими из них принято считать аттический, дорийский, ионийский и эолийский. Первый использовался в Афинах, второй — в основном на юге Греции, на полуострове Пелопоннесе, где находились такие значительные города, как Спарта, Коринф, Аргос… На ионийском диалекте говорили, разумеется, в Ионии как таковой — греческой области на западном побережье Малой Азии, — а также на большинстве островов Эгейского моря. А главным центром распространения эолийского диалекта была, соответственно, Эолида. Так называлась местность, расположенная к северу от Ионии. К ней принадлежали остров Лесбос и прилегающие материковые малоазийские территории.
Таким образом, для Сапфо, жительницы Лесбоса, родным был именно эолийский диалект — в его лесбосской разновидности. Дело в том, что даже в рамках одного и того же диалекта полного единообразия не наблюдалось, — напротив того, фиксировались, так сказать, «подвиды». Дорийцы Спарты говорили не вполне так же, как дорийцы Коринфа, и речь эолийцев Лесбоса имела некоторые отличия от речи обитателей совсем недалекой материковой Кимы, хотя те тоже были эолийцами.
Соответственно, в трудах о языке Сапфо (и прочих поэтов той школы, к которой она принадлежала, — Алкея и др.) разные ученые пользуются понятиями «лесбосский вариант эолийского диалекта», «лесбосско-эолийский диалект» или даже просто «лесбосский диалект». Какое из этих определений лучше — в рамках данной книги в общем-то не имеет принципиального значения. Лично автору представляется, что первое из них наиболее точно, зато последнее имеет другое преимущество — оно самое короткое. Может быть, имеет смысл в основном им и пользоваться в дальнейшем.