Сапожная мастерская
Шрифт:
– Под моими ногами, – сказала Таня, топнув по истертым, крашенным в шоколадный цвет доскам пола, – на глубине полуметра находится настоящий пол часовни. Он представляет собой мозаику. Уникальную мозаику конца четырнадцатого века. Это вам что-нибудь говорит?
– Я ухожу, – сказал Мирон Иванович.
– Сейчас пойдем, не волнуйтесь. Сторож спит. А если снять все эти слои белил и штукатурки со стен, то вы увидите чудесные фрески, повествующие о жизни Николая Мирликийского. А почему именно Николая?
– Ума не приложу, – сказал Мирон Иванович, глядя на голубые стены, покрашенные
– Потому что Николай-угодник – покровитель моряков и путешественников. А эта часовня была знаменита тем, что именно сюда приходили те отважные путешественники, что оправлялись из Великого Гусляра в Сибирь или на Камчатку. Здесь они просили покровительства у святого. Здесь они проводили последние минуты. Неужели у вас не дрогнуло сердце?
Мирон Иванович пошел к двери и, выйдя, вкусил свежий ночной воздух, пропитанный ароматом цветущей липы, закурил, глядя на синее звездное небо. Ему было грустно. Уж лучше бы он поехал на машине вместе с директором завода, посидели бы у него, поговорили. Любая романтика не выдерживает яркого света, сказал он себе. И это очень обидно. Не хватает еще очередной краеведши, которая решила обольстить архитектора ради никчемной часовни.
Он услышал, как Таня запирает часовню.
– Давайте я вас провожу домой, – сказал он скучным голосом.
– Лучше я вас провожу, – ответила Таня так, что Мирон Иванович сразу подчинился и даже обрадовался такому предложению, потому что ему очень хотелось домой и он уже боялся, что не успеет выспаться перед завтрашней рыбалкой.
Таня шла уверенно, словно знала, где живет Мирон Иванович. Впрочем, он не удивился бы теперь и этому – в ней была очевидная, никак не связанная с романтикой цель, и эта цель была неприятна Мирону Ивановичу. Он шел на некотором расстоянии от Тани, как бы показывая, что не испытывает к ней никакого влечения, а если ей и показалось что-то ранее, то это была ошибка.
– У меня такое впечатление, – сказала Таня, – что я вас не убедила.
– В чем?
– В том, что часовню нельзя сносить.
– Почему нельзя? Потому что вы придумали сказку о мозаичном поле и каких-то фресках? Я могу такое придумать про любую развалину в этом городишке.
– Елена Сергеевна еще не все знает об этой часовне, но она уже нашла документы о ее освящении.
– Елена Сергеева найдет любые документы, – Мирон Иванович старался не раздражаться, – потому что ее святая цель превратить Великий Гусляр в мертвый музей, куда бы приезжали оголтелые туристы, ахали и щелкали фотоаппаратами.
– Почему же оголтелые?
– Да потому, что турист живет в нормальном высотном доме, пользуется водопроводом и ездит по широким улицам. Ему и в голову не приходит, что здесь тоже живут люди, не менее его склонные к комфорту и прогрессу.
– Кто вам мешает строить дома не на месте старых, а в стороне?
– А вам известно, Танечка, – слово «Танечка» было лишено всякой ласки, оно было куда официальнее нежного «Таня», – что такое коммуникации? Вы слышали что-нибудь о транспорте? Знаете что, – наконец-то Мирону Ивановичу удалось распалить себя справедливым негодованием, – занимайтесь своей генетикой и не мешайте тем, кто строит вам дома! Если каждый будет лезть в чужие дела, мы ни черта не сделаем!
– Это не чужое дело, – сказала Таня и чуть улыбнулась при этом. – Это наше общее дело.
– Я все знаю. Я не меньше вас берегу природу и культурное наследие. Но нельзя же держаться за это культурное наследие, как за соску. Мы выросли из колыбели!
– Ах вот вы какой! – сказала Таня заинтересованно. – А на вид кажетесь мягким, даже растяпой.
– Спасибо.
– Вы знаете, что будет на месте этой часовни?
– Знаю. Стоянка для автомобилей. К тому же мы наконец-то сможем спрямить улицу.
– А палаты, которые стояли раньше за часовней, вы уже снесли.
– Какие, к черту, палаты? Там стояли бараки.
– Не надо мне врать, – сказала Таня учительским голосом. – Вам удалось их снести, потому что вы вместе с вашими новыми друзьями смогли доказать, что реставрировать их обойдется дороже, чем построить заново. И вы победили Елену Сергеевну.
– Вот видите! – сказал Мирон Иванович.
Такая осведомленность девушки была удивительной, потому что решение о сносе каменных бараков, которые Елена Сергеевна упорно именовала палатами, не было обнародовано.
– Ну вот и ваш дом, – сказала Татьяна.
Они дошли до трехэтажного типового дома, в котором у Мирона Ивановича была небольшая квартира. А он и не заметил, как дошли.
– Тогда спокойной ночи, – сказал Мирон Иванович.
– Может, посидим на скамеечке? Или вам уже расхотелось?
– Мне спать пора.
– Чтобы завтра браконьерствовать?
– Не надо громких слов. Завтра мы едем на рыбалку.
– Знаю я эту рыбалку, – сказала Таня и села на скамеечку. – Садитесь.
– Нет.
– Я вам сказала – садитесь! Пока вы надеялись, что будете со мной целоваться, вы никуда не спешили.
– Пять минут, – сказал Мирон Иванович.
Он сел.
– Знаете что, – сказала Таня. – Если вы согласитесь не сносить часовню, я вас поцелую. Честное слово.
– Дешево цените мою принципиальность, – сказал Мирон Иванович.
– Да поймите же, принципиальный архитектор. Я знаю куда больше вас. Я знаю, что часовню вы не снесете, мы вам этого не позволим. Я знаю, что вы не поедете завтра на рыбалку, потому что в шесть утра вам позвонит этот толстяк… ну как его… заместитель директора, и все отменит.
– Не думайте, что вы меня заинтриговали. – Мирон Иванович клял себя за слабость. Надо было сразу уйти.
– Я и не пытаюсь. Неужели вы думаете, мы будем тратить время и силы на то, чтобы я сидела с вами на лавочке или гуляла под луной?
– Тогда идите спать.
– Последний раз обращаюсь к вашему разуму – спасите часовню!
– Глупости! Часовня нам мешает. Она никому не нужна. Мы возводим города будущего – башни из стекла и сборного железобетона.
– Я вам гарантирую, что эта часовня переживет ваши шедевры из сборного железобетона, потому что они, в сущности, времянки. Стандартные времянки, поставленные за неимением лучшего. Пройдет совсем немного времени, и строительство снова станет созиданием прекрасного.