Сапожок Пелесоны
Шрифт:
– Господин Блатомир, пожалуйста, вставайте! – услышал я знакомый шепот, и палка уперлась мне в грудь. – Эй, господин Блатомир, Элсирика вас ждет! – палка снова коснулась моей груди.
Я дернулся, собираясь подняться с кровати – обладатель знакомого шепота испуганно вскрикнул, выронил свое идиотское орудие и отпрянул к шифоньеру. Лунный блик сверкнул на гладкой залысине, и я сразу узнал архивариуса.
– Дереванш, какого хрена вы меня так будите? – осведомился я, щелкнув зажигалкой у фитиля.
Светильник озарил комнату медными отблесками.
– Элсирика попросила вас разбудить, – пояснил кенесиец.
– Я понимаю, что она попросила меня разбудить. Почему вы меня пытались разбудить с помощью палки? Я что, похож на
– Извините, господин Блатомир, но я боялся, что вы снова вскочите неожиданно и спросонья начнете бить меня посохом.
– А-а, правильно боитесь. Вообще, мой храбрый друг, зарубите себе на носу: сплю я очень чутко. Чтобы меня разбудить, достаточно просто постучать в дверь и вежливо сказать: «Господин Блатомир, кукареку!». Ладно, идемте, – я застегнул пару пуговиц рубашки, взял посох и направился следом за Дереваншем.
– У меня есть важные новости, – вполголоса сообщил кенесиец, когда мы спускались по лестнице. – Только о них потом, в присутствии госпожи Элсирики.
Он вывел меня из дома и направился по дорожке вглубь расчудесного анькиного сада. Хозяйка нас ждала в беседке, освещенной цветными фонариками. Готов поклясться, что такие фонарики из тонкого шелка, натянутого на деревянный каркас, не были известны ни в Кенесии, ни в каком другом уголке Гильды. Конечно, буйное воображение Рябининой позаимствовало их где-то в китайских традициях, и перекроило на свой манер: фонарики были расписаны не драконами, журавлями и всякими бамбуками, а полумультяшными девицами в экзотических нарядах и угодливыми кавалерами. Госпожа выдумщица восседала на подушечках за низеньким столом и со снисходительной улыбкой королевы наблюдала за нашим приближением. На ней было роскошное голубое платье с безумным вырезом на груди, украшенное маленькими капельками бирюзы и серебра. Лицо Элсирики так же украшал тонкий, конечно, очень дорогой макияж: едва заметные румяны на щеках персикового оттенка, бледно-голубые тени на веках, подведенные брови и ресницы. Выглядела она столь привлекательно, что образ графини Силоры Маниоль начал тускнеть в моей памяти.
– О, милейшая госпожа, – произнес я, усаживаясь напротив. – Мои реверансы. Позвольте спросить, для кого вы так облачились: для Дереванша или лично для меня?
– Дурак вы, господин Булатов, – фыркнула Рябинина и потянулась за кувшинчиком вина. – Налейте лучше этого всем по глоточку, – она вручила кувшин мне, а сама сняла крышку с блюда, занимавшего середину стола.
От горячего мяса, пропитанного красным соусом, пошел такой бессердечный аромат, что я невольно облизнулся и почувствовал, как сжался мой пустой желудок. Анька навалила мне полтарелки дымящих кусочков свинины, и начала подкладывать салат, в котором кроме ломтиков помидоров присутствовало много зелени и еще какой-то желтой массы.
– Сама готовила, – произнесла писательница, наклоняясь ко мне. – Только попробуй, не оцени.
Эта фразочка: «сама готовила» – меня очень насторожила. Я сначала понаблюдал за Дереваншем, молча и торопливо уплетавшим кушанье, а потом отведал несколько ложек сам. И начал запихивать в рот ложку за ложкой. Мясо под пряным соусом, да и салат, оказались великолепны. Следует честно признать, готовила Рябинина гораздо лучше, чем писала. Этак раз в сто пятьдесят лучше. Еда была настолько вкусной, что если бы Судьба сейчас мне поднесла к виску огромный заряженный револьвер и прошептала: «милый, пришло время… женись хоть на ком-нибудь, а то щас выстрелю», то я бы, пожалуй, рискнул жениться на Рябининой. Но слава богам, рядом не было Судьбы с револьвером, и я мог без всяких последствий наслаждаться вкусом блюд от Элсирики, ее милым личиком, блеском ее прозрачных глаз, и возмутительным декольте, в которое так и хотелось погрузить руку.
После того как мы насытились и выпили по три чашечки вина, Рябинина сказала:
– Не сочтите за не гостеприимство, но нам следует выехать отсюда пораньше. Я уже собрала вещи и все необходимое в дорогу и попросила садовника найти экипаж к раннему утру.
– Да, да, – кивнул архивариус, отодвигая тарелку. – В вашем чудесном доме очень уютно, госпожа Элсирика, но мы не можем задерживаться здесь. Я предпочел бы уехать даже этой ночью. Нам следует помнить: Клочок Мертаруса у братства Селлы, и они могут опередить нас в поисках. И есть еще виконт Марг… – промокнув губы салфеткой, напомнил он. – Не знаю, успел ли он на собственную свадьбу, но он уже наверняка в городе. Я даже опасаюсь, что эта ночь может оказаться беспокойной для нас. Ведь в Фолене не так трудно разыскать дом великой кенесийской писательницы. Так?
– Вы думаете, Аракосу взбредет прийти сюда среди ночи и требовать свой сундучок или возмещения ущерба за испортившуюся карету? – весело спросил я.
– После того, что случилось, он может прийти сюда не один, а с людьми из братства, – заметил архивариус. – Я очень опасаюсь, что это случиться. И… И…
– Говорите, Дереванш, – поторопил я кенесийца, застрявшего на звуке «и…».
– У меня есть кое-какие новости, – полушепотом сообщил Дереванш, как будто нас мог кто-то подслушивать. Он наклонился еще ниже к столу и, глядя жалобными глазками, признался: – Я не выдержал, пока вы спали, и открыл краденый сундучок. Книги в нем, конечно, очень редкие и непомерно дорогие. Даже в королевской библиотеке таких немного. Только «Демоны Варивии» чего стоят! И там еще четыре подобных фолианта.
– Это и есть ваша новость? – рассмеялся я.
– Нет. Еще в сундучке были кое-какие вещицы. Три статуэтки, медная чаша, железная цепь – не знаю в чем их ценность, но не спроста они лежали там. И…
– И… И… Чертов Дереванш, прекратите «икать»! – возмутился я, разливая вино по кружечкам.
– Там была картина, небольшая, но очень старая. И это вот, – кенесиец вытащил из-под края сюртука серебряный цилиндр и с грохотом поставил его на стол.
– Что это? – я взял серебряную вещицу, разглядывая орнамент по ее поверхности и различной формы выступы на нижнем конце.
– Боюсь, что первая часть ключа, – прошептал Дереванш. – Того ключа, о котором упомянуто в тексте Мертаруса. «Но без целого ключа они – смерть. Есть часть его в герцога мертвой руке, ослепленного правдой земной», – напомнил он последние строки утерянного пергамента.
– И чего же вы боитесь? Если это действительно часть ключа, то радоваться надо, – я пересел ближе к Рябининой, которая тоже заинтересовалась серебряным предметом.
– А вы не понимаете, чего я боюсь? Если это – ключ, то он важен не меньше Клочка Мертаруса! Виконт ни за что не смирится с его потерей! О, господин Блатомир, вы не представляете, как мы влипли с кражей сундучка! – подрагивая, проговорил библиотекарь. – Ну, зачем вам потребовалось забирать его у Марга?! К тому же, если Марг обладал частью ключа, то очевидно – виконт занимает не последнее место среди копателей. Возможно он – их Первый Мастер или Второй. Он поднимет всех членов братства в Фолене, чтобы нас найти. И в первую очередь они начнут поиски с дома госпожи Элсирики.
– Не паникуйте, Дереванш. С чего вы взяли, будто эта погремушка – тот самый ключ или половинка ключа? – я осторожно коснулся коленки Элсирики и начал сантиметр за сантиметром поднимать ее юбку.
– Я почти уверен в этом. Мне кое-что известно о первой половинке ключа из древних свитков. В них сказано, где искать первую половинку ключа и как он выглядит, – архивариус промочил горло вином и продолжил: – Где ее искать уже не так интересно, поскольку ходили слухи, будто ее нашли именно люди из братства Селлы. А как она выглядит… Ну вот точно так, – кенесиец прикоснулся пальцем к серебряной штуковине. – Небольшой цилиндр из серебра, внизу которого двенадцать выступов для соединения с другой частью ключа. Также его отмечает тройное повторение первой буквы имени богини.