Сармат. Любовник войны
Шрифт:
— Вот что значит власть! — заметил Толмачеву поменявший к этому времени колесо водитель. — А вы — без страха!.. Без страха на улицах средь бела дня друг дружку резать будут!
— Господи, до чего людей довели! — сквозь стиснутые зубы вырвалось у того. — Не кончится добром эта перестройка, Трофимыч! Помяни мое слово — не кончится!
— Ясное дело, ничего хорошего из этого не выйдет, — спокойно поддакнул Трофимыч. — Выпускают стадо из загона, оно куда бросается? Правильно, к реке... Кто-то напьется, кто-то на другой берег переплывет,
Москва. Госпиталь имени Бурденко
3 июля 1988 года.
ЗИЛ, едко прозванный в народе «членовозом», и черная «Волга» к подъезду госпиталя подкатили почти одновременно.
— Рад встрече, Николай Степанович, рад! — поприветствовал генерал Толмачев вышедшего из «членовоза» пожилого человека с седыми волосами, постриженными ежиком, в очках, за золотой оправой которых прятались цепкие, не по возрасту молодые глаза. — Конечно, в Кремле при всем честном народе зачитать бы указ, ну уж служба наша не для огласки... — продолжил Толмачев.
— И так уважили, Сергей Иванович! — не скрывая своего расположения к генералу, пробасил тот. — И главное, не заставили Вадима ждать, волноваться.
— Блины хороши горячими! — улыбнулся Толмачев. — Вашим зятем совершен подвиг, сказавшийся на Женевских переговорах по Афганистану. Руководство страны учло этот факт и не стало затягивать...
— Не скромничайте, Сергей Иванович! — перебил его Николай Степанович. — Если бы не вмешательство вашего брата, ходил бы этот указ по этажам до второго пришествия. Кстати, я тут на приеме в английском посольстве имел удовольствие беседовать с Павлом Ивановичем. Который раз поразился я его дару предвидеть будущее, прозорливости его, так сказать... И мысли он излагает весьма дельные...
— Как говорит наша мать, Толмачевы — народ серьезный! — засмеялся в ответ генерал.
— Серьезный! — согласился Николай Степанович. — С вами лучше на «ты» и за руку... Кстати, познакомься — это моя дочь Рита и радость моя на старости лет, внук! — улыбаясь, показал он на стоящую у машины молодую женщину и вихрастого малыша.
Опустив глаза, Рита пожала руку Толмачева и произнесла:
— Мы уже встречались с вами, Сергей Иванович, помните, в Никарагуа?..
— Как не помнить! — ответил тот и подхватил на руки малыша.
— Ну, как зовут тебя, молодой человек? — спросил он, подкинув малыша в воздух.
— Тошка! — ответил тот, заливаясь смехом.
— Тошка — это Антошка, выходит?
— Не Антошка, а Платошка! Платон Савелов меня зовут!
Что-то в лице ребенка привлекло внимание генерала, и он даже отстранил его на вытянутых руках, чтобы получше рассмотреть... Вглядевшись в него, он, не в силах скрыть изумления, перевел внимательный взгляд на его мать.
Встретив этот взгляд, Рита гордо вскинула голову и еле слышно, но твердо произнесла:
— Да!..
Под растерянным взглядом генерала она подошла к отцу и громко спросила:
— Папа, что за жуткие тайны, по какому случаю сбор у Вадима?
— Наберись терпения, дочка! — обнимая ее за плечи, улыбнулся тот. — Сюрприз!.. Сюрприз, родная!..
Рита вопросительно посмотрела на Толмачева, но тот поспешно отвел глаза, заинтересованно наблюдая за выходящим из дверей госпиталя порученцем.
— Облачился, — сообщил порученец на ухо генералу.
— Ни о чем не догадался?
— Не-е! Требует следователя из военной прокуратуры и матерится как сапожник.
— Ну что ж, послушаем, послушаем! — усмехнулся Толмачев и показал всем на дверь госпиталя, давая понять, что пора заходить внутрь.
В пронизанной лучами солнца одиночной палате капитан Савелов, одетый в новенький, с иголочки костюм, из которого нелепо торчали его забинтованные руки, удивленно повернул окутанную бинтами так же плотно голову к входящим: тестю, жене, сыну, Толмачеву и его порученцу.
— Сиди, сиди! — сказал Толмачев, входя в палату, хотя Савелов и не делал попытки встать.
Вперед вырвался Тошка и, подбежав к отцу, прижался к его колену.
— Папа, покажи, сколько дней будешь здесь? — спросил он и протянул вперед растопыренные ладошки.
Савелов старательно сжал их в два кулачка своими забинтованными руками и бросил взгляд исподлобья на Толмачева.
Развернув протянутый порученцем сверток, Толмачев произнес нарочито будничным голосом:
— Товарищ Савелов, приказом Председателя КГБ СССР за успешное выполнение задания государственной важности вам присваивается воинское звание подполковник. Присвоение через звание — большая теперь редкость, так что поздравляю, Вадим Юрьевич! — и протянул Савелову погоны.
Тот покрутил их в руках и тусклым голосом произнес:
— Служу Советскому Союзу! — после чего, криво усмехнулся, продекламировал: — «С неба упали две крупных звезды — мне на погоны...»
— Так держать, зять! — громко и радостно выкрикнул за его спиной Николай Степанович. — К маршальскому жезлу — через две ступени! Ты что, не рад, что ли? — спросил он, заметив невеселое выражение лица Савелова.
— Рад! — равнодушно ответил тот.
Адъютант протянул Толмачеву красную папку, и тот, раскрыв ее и выдержав подобающую случаю паузу, торжественно зачитал:
— Указ Президиума Верховного Совета СССР. За героизм и мужество, проявленные при выполнении специального задания, подполковнику Савелову Вадиму Юрьевичу присвоить звание Герой Советского Союза, с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Положив на папку коробочки с орденом и Золотой Звездой, он передал ее изумленному, побледневшему Савелову. Тот, пошарив глазами по комнате, останавил взгляд на Рите, с интересом наблюдавшей за происходящим от окна. Она ободряюще кивнула мужу. Тем временем адъютант бесцеремонно проколол новенький пиджак и привинтил к нему Золотую Звезду.