Сарматы. Победы наших предков
Шрифт:
— Амазонка! Истинная амазонка! Если бы квириты могли насладиться этим зрелищем! Она прекрасна, как Венера, и воинственна, как Минерва!
Но Цецилий, при всем его желании, не всегда мог находиться рядом с послами. Дела в сенате, в школе гладиаторов, где усиленно шла подготовка к боям в Большом цирке, встречи с нужными людьми, торговые дела, коими он не считал для себя зазорным заниматься, заставляли его покидать дом. В такие часы забота о гостях переходила к Лукерции. Матрона тепло приняла Котиса, Горда, Умабия и сопровождающих их людей. С Котисом и Умабием она часто вела беседы, живо интересовалась жизнью боспорских и сарматских женщин. Особенно она подружилась с Кауной, к которой привязалась семилетняя дочь хозяйки Лоллия. Лукерция даже находила их похожими. Ах, если бы она могла знать, что и та и другая имеют одного отца, но она этого не знала и удивлялась, как боги могли сотворить столь похожими двух разных людей. Но больше других Лукерция предпочитала общаться с Котисом. Умабий несколько раз в отсутствие Сервия заставал их в атриуме наедине, он видел, беседы с глазу на глаз доставляют им удовольствие, и старался не мешать, догадывался, что они симпатичны друг другу. И все же ни Лукерция, ни Сервий
Глава шестая
Они также воздержаннее в своих потребностях и меньше зависят друг от друга, чем мы. И все же наш образ жизни развратил почти все народы, открыв им роскошь и чувственные удовольствия, а также низкие уловки, служащие удовлетворению этих пороков и ведущие к бесчисленным проявлениям жадности.
Солнце только-только начинало протягивать из-за холмов свои руки-лучи и ощупывать ими окрестности, когда Котис и Умабий тайно покинули дом Цецилиев. Рим рано пробуждался ото сна. Деятельные римляне чуть свет покидали свои теплые ложа, чтобы окунуться в еще только зарождающийся бурлящий поток городской жизни. Котис и Умабий, не раздумывая, нырнули в него. Очередное путешествие по улицам Вечного города обещало одарить их новыми впечатлениями. Мощеные улицы быстро наполнялись гражданами Рима и его гостями. Городские стражники направлялись в казармы, чтобы поскорее уснуть после изнурительного ночного бдения. Мелкие ремесленники и торговцы в полотняных туниках несли на продажу свои изделия. Рабы, зачастую в одних набедренных повязках, с поклажей или без нее, спешили исполнить поручения своих господ. Простые римлянки в скромных столах и женских туниках — палиях приступали к своим ежедневным семейным обязанностям. За ними появились на улицах неугомонные римские дети, богатые матроны, одетые в пеплумы из тончайшей ткани, патриции в тогах, жрецы, облаченные в претексты, и последними — праздные бездельники, собиратели городских сплетен и слухов… Многие из этой многоликой толпы направлялись к Форуму — торговому и общественному центру города.
Туда же пошли и Котис с Умабием. Потолкавшись между зданий, лавок и памятников, они осмотрели храм Весты — римской богини домашнего очага, священный огонь в котором поддерживали весталки — непорочные девы в белых одеждах, чем-то напомнившие Умабию жриц племени Евнона — Зимегану и Газнаю. Не обошли вниманием и величественное здание мавзолея Августа, где покоился сам «божественный» и последующие императоры. Оттуда Котис и Умабий отправились обследовать обширные районы Рима. К вечеру, пройдя по улицам Квиринала, Виминала, Эсквелина и Авентина, они остановились передохнуть у низкой ограды, за которой рос старый, ветвистый дуб. Священное дерево. Таких деревьев, как, впрочем, и священных мест, куда ударила молния, брошенная главным из римских богов Юпитером, было в Риме немало.
Умабий утер пот со лба и с сожалением произнес:
— Жаль, Горд не пошел с нами, он мог бы увидеть много удивительного, — и восторженно добавил: — Воистину Рим велик!
Котис снисходительно улыбнулся.
— Мой друг, я верю, что когда-нибудь ты станешь правителем, и тогда тебе придется уметь усматривать сильные и слабые стороны чего или кого-либо. — Котис вынул из складок тоги кошель и достал из него аурею, римскую золотую монету. — Посмотри, у нее две стороны, пока ты видел одну ее сторону, а вот теперь я покажу тебе другую.
— Ты хочешь сказать, что пока я видел одну сторону Рима, и ты предлагаешь мне посмотреть на него с обратной стороны?
— Именно. Мы пойдем туда, где римское право во многом теряет свою силу, туда, куда опасаются совать носы преторы, квесторы и воины городской стражи! Мы отправляемся в Субуру. Точнее, в одно прекрасное местечко, опекаемое Бахусом и Венерой. Ты увидишь, что стало с суровостью и простотой прежних римских нравов, о которых я тебе рассказывал.
— Нравов, закаливших римлян для будущих великих побед и завоеваний?
— Верно, а еще ты увидишь, как на твоих глазах станет тускнеть блеск главного города империи.
Котис оказался прав. Великолепие Рима, по мере того как они углублялись в район, называемый Субура, постепенно испарялось. Перед Умабием явилась другая, довольно неприглядная грань столицы, нашедшая отражение во многих городах империи. Это был Рим с узкими кривыми улицами, над которыми, подобные скалам, нависали каменные дома, иные из которых достигали шести уровней. Умабием овладело чувство, которое он испытал при первом посещении Танаиса, ему вновь захотелось оказаться в степных, пахнущих травами просторах. Здесь же воздух наполнял тошнотворный запах отходов и смердящих клоак. На этих улицах не встречались патриции и матроны в богатых нарядах, зато в изрядном количестве обитали бедные ремесленники, их плохо одетые жены и чумазые дети, а также огромное количество нищих, калек и подозрительных личностей. Последние с интересом поглядывали на одетого в белоснежную тогу Котиса и на его спутника, одежда которого, хоть и была варварского покроя, но выглядела нарядно. Больше всего алчные взгляды нищих и калек привлекал кошель, висевший на поясе Умабия. Некоторые из нищих калек даже пытались просить у него денег. Их докучливые приставания стали раздражать сармата. Котис посоветовал не обращать на них внимания и не давать им ни одного сестерция, он предупредил, что в противном случае за ними увяжутся все нищие Рима. Вняв доводам Котиса, Умабий счел за благо спрятать кошель под куртку. Явилось ли тому причиной отсутствие соблазнительного вида кошеля или красноречивый жест Умабия, схватившегося за рукоятку меча, но нищие отстали. Умабий задумался. Такой Рим сармату не нравился. Еще до посещения Субуры его первые положительные впечатления, переходящие в восторг и даже в некое
Улица постепенно сужалась. Многоэтажные дома закончились, их сменили жалкие хижины, но и они расступились, образуя небольшую площадь, в центре которой стояло трехэтажное здание из сероватого пористого туфа. Оно было мрачноватым, но портик с беломраморными колоннами и фронтон с барельефом, изображавшим Бахуса, возлежащего средь виноградных лоз, сглаживал это впечатление. Возвышаясь над хижинами, здание выглядело патрицием среди рабов. Умабий недоумевал, каким образом оно могло попасть на площадь нищих? Котис объяснил. Когда-то все дома в этом уголке Рима имели подобный вид, но пожар уничтожил их все, кроме одного. Случилось чудо. Дом уцелел, по словам хозяина, поклонявшегося Бахусу, благодаря заступничеству этого бога. А вскоре произошло еще одно чудо. Дом за большие деньги выкупил знатный гражданин Эмилий Сардос. Будучи приближенным Калигулы и, по слухам, ходившим среди римлян, одним из его любовников, он узнал, что император затевает строить в этом месте нечто грандиозное, а это сулило Эмилию выгоду. Но ему не повезло. Калигулу убили, а вместо большого строительства римская беднота начала лепить здесь свои хижины. Однако предприимчивый Эмилий Сардос не растерялся и вскоре открыл в опекаемом богом Бахусом доме заведение, приносящее немалый доход. Самым главным достоинством этого, как называл его сам хозяин, «Дворца развлечений», а посетители нарекли «Хижиной Бахуса», явилось то, что он находился далеко в стороне от Капитолия, Палатина и других богатых районов. Где, как не в нищем районе, можно укрыться от ревнивых глаз мужа или жены и предаться необузданным, веселящим душу оргиям. Во «Дворце развлечений» продавали тела красавиц со всей ойкумены и подавали только самые изысканные кушанья и вина, вследствие чего заведение имело популярность у знатных граждан Рима. Поговаривали, что даже Мессалина, жена нынешнего императора Клавдия, бывала в «Хижине Бахуса» и, выдавая себя за проститутку, предлагала посетителям свое тело, требуя при этом солидную плату. Котис и Умабий не знали, что и сенатор Сервий Цецилий нередко наведывался к Эмилию Сардосу. Когда-то заведение Сардоса посещал и Котис. Эмилий услужливо и с уважением принимал боспорского царевича, но это было давно.
Котис и Умабий под изучающими взглядами двух рослых охранников вошли в эту «Хижину Бахуса». Перед тем как переступить ее порог, Умабий почувствовал на себе пристальный взгляд и обернулся. Неподалеку от входа стояли трое мужчин в пенулах. Сгустившиеся сумерки и капюшоны скрывали их лица. Умабию незнакомцы показались подозрительными; кажется, он уже видел их по пути сюда, только тогда они шли им навстречу. Ему запомнился один из них, одетый опрятнее своих сотоварищей и выше ростом. Именно его холодный взгляд заставил Умабия оглянуться.
Подозрения недолго смущали сармата. Стоило войти внутрь здания, как он забыл обо всем, окунувшись в созерцание окружающей его обстановки, а она была необычна. Миновав отделанную в зеленых тонах прихожую, они очутились в довольно обширном, слабо освещенном зале. Высокий потолок, с которого свисали громоздкие бронзовые светильники, удерживался двумя рядами колонн из бледно-розового мрамора. Увитые виноградной лозой колонны больше походили на диковинные деревья. У каждой на высоких ножках стояли мраморные вазы для омовения, наполненные теплой водой. На поверхности воды, похожие на капли крови, плавали лепестки красных роз. В курильницах тлели благовония. Легкий дымок наполнял помещение ароматными запахами. В благоуханном тумане с трудом различались низкие столики и ложа, на которых в ленивых позах возлежали мужчины и женщины. Судя по одежде, не плебеи, а состоятельные граждане. Умабий со смущением заметил, что многие одеты только наполовину. Лица некоторых скрывали маски, подобные маскам актеров Греции, а головы украшали венки из роз. Полуобнаженными были и танцовщицы, словно змеи, они извивались в центре зала. Звуки флейт, кифар, лир, цитр, арф, цимбал и табий доносились из-за колонн слева, где расположились музыканты. За колоннами справа находились занавешенные ниши, куда время от времени удалялись посетители заведения, увлекая за собой юношей и девушек, прислуживающих им. Ступая по мозаичному полу, усыпанному лепестками цветов, Умабий и Котис направились к центру залы. Навстречу им уже семенил хозяин заведения в сопровождении трех стройных юношей. Их наготу скрывали лишь короткие набедренные повязки.
Эмилий Сардос, среднего роста, в меру упитанный мужчина, в голубой длиннополой тунике и с кипарисовым венком на голове, подошел к вновь прибывшим посетителям, радостно распростер руки.
— Царевич Котис! Неужели это ты? Рад видеть тебя. — Лишенное растительности лицо Эмилия расплылось в улыбке. Умабию оно показалось похожим на маску. Дряблые щеки, восковый цвет кожи, подчерненные углями брови и подкрашенные губы неестественно-алого цвета создавали это впечатление. — Я слышал, что в Рим прибыло посольство из Пантикапея, возглавляемое тобой, но не думал, что ты посетишь меня.