Сарторис
Шрифт:
– Белые мне нынче не указ, – говорил он. – Война все это изменила. Раз мы, цветные, годимся на то, чтоб Францию от немцев спасать, значит, мы годимся и на то, чтоб нам дали все права, какие есть у немцев. Французы так и думают, ну, а если Америка не согласна, мы ее научим. Да, сэр, это цветной солдат спас Францию, да и Америку в придачу. Черные полки поубивали больше немцев, чем все армии белых людей вместе взятые, не говоря про пароходы, что мы с утра до ночи за доллар в день разгружали.
– Сдается мне, парень, что твой длинный язык на войне короче не стал, – заметил Саймон.
– Война-то как раз негру язык и развязала, – поправил его Кэспи. – Дала ему право говорить. Убивайте немцев, а речи на потом отложите – вот нам что сказали. Так мы и сделали.
– А ты сам сколько человек убил, дядя
– Стану я их считать. Иной раз за утро убьешь столько, сколько тут во всем доме народу не наберется. Сидим это мы однажды на дне парохода – он к берегу был привязан, – как вдруг подходит эта лодка ихняя подводная и рядом с нами останавливается. Офицеры белые – те сразу на берег повыскакивали да и попрятались. Ну, а мы, конечно, сидим себе там внизу и знать ничего не знаем, покуда кто-то вниз по лестнице спускаться начал. У нас даже и винтовок при себе не было, ну, мы, как увидели, что зеленые ноги к нам по лестнице лезут, сразу под лестницу забрались, а чуть кто из них на пол соскочит – один из наших трах его по башке поленом, а другой его сразу в сторону оттаскивает да глотку ему кухонным ножом перерезает. Их там штук тридцать было… Элнора, кофе у тебя еще есть?
– Ишь ты как, – пробормотал Саймон.
Айсом молча таращил глаза, а Элнора сняла с плиты кофейник и налила Кэспи еще чашку. Некоторое время он молча прихлебывал кофе.
– А другой раз мы с одним парнем шли по дороге. Надоело нам эти пароходы с утра до ночи разгружать, и однажды капитанов денщик подсмотрел, куда капитан бланки от увольнительных прячет, ну и взял себе пачку, и вот идем мы с ним по дороге, и вдруг нас нагоняет грузовик, и шофер спрашивает, куда, мол, вас подвезти. Он раньше в школе учился, и как подъедем мы к городу, где много военной полиции, он сразу три увольнительных напишет, и мы себе повсюду на этом самом грузовике разъезжаем, но вот однажды утром подходим мы к своему грузовику, смотрим – а на нем военный полицейский сидит, а шофер ему что-то толкует. Тогда мы махнули в сторону и потопали дальше пешком. Тут уж нам пришлось обходить все места, где военная полиция засела, потому что мы с тем парнем увольнительные писать не умели.
И вот идем мы с ним однажды по дороге. Дорога была вся разбитая – непохоже, чтоб тут нам полицейские попались. Но в последнем городе, который мы обходили, их несколько было, и потому мы не знали, что подошли так близко туда, где воюют, пока не добрались до моста и не наткнулись на целый полк немцев – они там в реке купались. Как увидели нас немцы, так все под воду и нырнули, а мы с приятелем схватили два ихних пулемета, поставили на перила, и как немец голову из воды высунет, чтоб дыхнуть, так мы его и подстрелим. Все равно как черепаху на болоте. Я так думаю, что мы их не меньше сотни ухлопали, пока у нас патроны не кончились. Вот за это самое мне ее и дали.
Он вытащил из кармана блестящую металлическую бляху пуэрто-риканского происхождения, и Айсом тихонько подошел на нее взглянуть.
– М-м-м, – промычал Саймон. Он сидел, положив руки на колени, и восхищенно смотрел на сына. Элнора тоже подошла поближе. Руки у нее были в муке.
– А какие они из себя? Хоть на людей-то похожи? – спросила она.
– Они большие, – отвечал Кэспи. – Краснорожие, футов восемь ростом. Во всей американской армии с ними никто справиться не мог – одни только цветные полки.
Айсом вернулся в свой угол за ящиком с дровами.
– А тебе, малый, разве не велено было в саду поработать? – спросил его Саймон.
– Нет, сэр, – отвечал Айсом, не сводя восхищенного взора со своего дяди. – Мисс Дженни сказала, что на сегодня хватит.
– Смотри не приходи ко мне скулить, если она задаст тебе трепку, – предостерег его Саймон и, обратившись к сыну, спросил: – А где ты следующую порцию немцев прикончил?
– Мы больше никого не убивали, – сказал Кэспи. – Решили, что с нас довольно – оставим их тем ребятам, кому за это деньги платят. Пошли мы дальше и шли, пока дорога не уперлась в поле. Там были разные канавы, старые проволочные заборы и ямы, а в ямах жили люди. Это были белые американские солдаты, и они нам посоветовали присмотреть себе яму и пожить у них немножко, если мы хотим узнать, что такое мир и уют на войне. Мы нашли сухую яму и стали
Так мы жили долго, потом однажды воздушные шары улетели, и белые ребята сказали, что пора двигаться дальше. Но нам с тем парнем уходить было незачем, и мы остались на старом месте. В тот вечер мы пошли за едой к французам, а их там уже нет. Парень, который был со мной, сказал, что их, наверно, немцы поймали, но мы не знали, правда это или нет, – мы со вчерашнего дня никакого шума не слышали. Вот мы и вернулись обратно в яму. Жрать нам было нечего, залезли мы к себе и легли спать, а наутро кто-то забрался к нам в яму, наступил на нас ногой, и мы проснулись. Это была одна из тех дамочек, что в армии боевой дух поднимают, она собирала немецкие штыки и пряжки от ремней. «Кто это тут?» – спрашивает, а мой приятель ей отвечает: «Ударные отряды». Вылезли мы тогда из ямы, но не прошли и шагу, как целый грузовик военных полицейских приехал. А увольнительные-то у нас кончились.
– Что же вы тогда сделали? – спросил Саймон.
Айсом молча таращил глаза в сумрачном углу за ящиком с дровами.
– Они нас схватили и посадили в тюрьму. Но война уже почти кончилась, и надо было опять пароходы грузить, и потому нас отправили в город Брест [24] …
Белый мне нынче не указ, будь он военный полицейский или кто другой, – снова заявил Кэспи. – Однажды вечером сидим мы с ребятами и в кости режемся. Горнист уже отбой сыграл – чтоб свет гасить, значит, но в армии все могут делать что хотят, пока им не запретили, и потому, когда к нам явилась военная полиция и сказала: «Гасите-ка вы тут свет», один наш парень им ответил: «Идите сюда, мы вам покажем, как свет гасят». Их было двое, полицейских этих, они высадили дверь да как начнут палить, и тогда один из наших опрокинул лампу, и мы все разбежались. Наутро нашли одного полицейского – у него воротнику не на чем было держаться, и еще двоих убитых из наших. Но кто из нас еще там был – они так и не узнали. А потом мы домой поехали.
24
Брест – французский военный и торговый порт на полуострове Бретань.
Кэспи допил кофе.
– Белый мне нынче не указ – будь он хоть капитан, хоть лейтенант, хоть из военной полиции. Война показала белым, что им без цветного не обойтись.
Топчут его в грязь, а чуть дело плохо – сразу: «Прошу вас, мистер цветной, сэр, пожалуйте сюда, где горн играет, ах, мистер цветной, вы спаситель отечества» [25] . Ну, а теперь цветной народ хочет пожать плоды победы. И чем скорее, тем лучше.
– Ишь ты как, – пробормотал Саймон.
25
«Прошу вас, мистер цветной, сэр, пожалуйте сюда… спаситель отечества». – Видимо, пародийная парафраза баллады Р.Киплинга «Томми», герой которой, английский солдат, жалуется на двойственное отношение к нему почти в тех же выражениях, что и герой Фолкнера.
– Да, сэр, и насчет женщин тоже. Была у меня одна белая во Франции, вот и здесь тоже будет.
– Послушай, что я тебе скажу, черномазый, – заметил Саймон. – Господь Бог очень долго о тебе заботился, но вечно он с тобой возиться не станет.
– Ну что ж, обойдемся и без него, – отвечал Кэспи. Он встал, потянулся и добавил: – Выйду-ка я на дорогу да съезжу на попутной в город. Дай мне сюда мою форму, Айсом.
Мисс Дженни со своею гостьей стояла на веранде, когда Кэспи обогнул дом и вышел на аллею.