Сартр за 90 минут
Шрифт:
Однако его «неограниченная свобода» не предполагала, что он может и не прийти на урок.) Сартр вскоре пришёл к пониманию того, что хотя с философской точки зрения ничем не ограниченная свобода имеет смысл, в качестве социальной позиции она вряд ли приемлема. В самом деле, она была бы не только асоциальной, как признавали её сторонники, но просто антисоциальной.
В «Экзистенциализме и гуманизме» сартровское понимание индивидуальной свободы приобретает социальный аспект. По Сартру, свобода подразумевает социальную ответственность.
Раньше он утверждал, что с каждым выбором, который мы делаем, мы выбираем не только
«Однако этот шаг имеет огромное значение. Сделав его, я признаю существование других (а не просто Другого) и признаю, что эти другие играют весьма определённую роль в моих затруднениях». «Выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть».
«Поступай так, как ты хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе», «Мир на Земле всем людям доброй воли» — такие максимы занимают центральное место в морали западной цивилизации. Они получили философское обоснование в категорическом императиве, на котором Кант основал свою систему морали: «Действуй только согласно той максиме, которую ты хотел бы видеть универсальным законом». Сартровская мораль не была оригинальной. Она не была даже экзистенциалистской, хотя он провозглашал её таковой, ставя её в контекст экзистенциалистских взглядов и его понимания свободы.
В «Экзистенциализме и гуманизме» Сартр толкует гуманизм так: «Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя вовне, он существует как человек. С другой стороны, он может существовать, только преследуя трансцендентные цели. Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, он находится в сердцевине, в центре этого выхода за собственные пределы». Другими словами, человек создаёт свои собственные трансцендентные идеалы, которые могут выходить за пределы бытия, но являются центром его собственной трансценденции (ничто). «Не существует иной вселенной, кроме вселенной человека, вселенной человеческой субъективности».
Занимая антибуржуазную позицию, Сартр всегда склонялся к радикальным социалистическим взглядам, хотя и утверждал, что марксистом не является. Но поскольку его экзистенциализм всё больше тяготеет к социальной вовлечённости, он склоняется к утверждению, что такова тенденция философии в целом. Сартр утверждает, что в современном мире существует только три философии: Декарт — Локк (предшественник Юма), Кант — Гегель, а также марксизм. Вскоре он начинает рассматривать экзистенциализм как «паразитическую систему, живущую на грани познания, которому она раньше противопоставляла себя, но в которое сегодня хочет быть интегрированной». И вскоре он уже утверждает, что «марксизм перевоплотил человека в идею, а экзистенциализм ищет его везде, где он действительно существует — на работе, дома, на улице». К 1952 году Сартр становится марксистом.
Однако сохраняя свой индивидуалистический настрой, он отказывается стать членом какой бы то ни было политической партии. Его главным b^ete noir становится Коммунистическая партия. «Я считаю, что истинный марксизм был совершенно извращён, фальсифицирован коммунистами».
Если раньше Сартр был революционером в философии, теперь он становится философом революционеров.
Радикальные движения по всему миру вдохновляются его трудами. Он делает революционные заявления по вопросам дня. В Южной Америке, в Африке, восставшей против колониализма, даже в маоистском Китае книги Сартра читаются и его идеи обсуждаются всеми мыслящими людьми. Он посещает Россию и коммунистическую Восточную Европу, пытаясь лавировать между скалой тоталитаризма и экзистенциалистской свободой. Его идеи подтасовываются и используются властями и «борцами за свободу» в собственных целях. Как всегда, сартровское прочтение политических ситуаций имеет мало отношения к политической действительности. Его крепостью были идеи. Это действительно было тщетой существования в абсурдном мире.
Но выбранная им позиция смела, и это отрицать невозможно. Его здравое, хотя и упрощённое отношение к войне за независимость в Алжире (которая велась против Франции) привело к тому, что он подвергся нападкам французских правых экстремистов. В другой раз он, взобравшись на ящик, произносил речь о солидарности на захваченном рабочими автомобильном заводе в то время как вооружённая полиция собиралась взламывать ворота. Ни полиция, ни рабочие не обратили внимания на его интеллектуальный анализ ситуации. Он остался, по существу, одиноким интеллектуалом, с его идеалистическими нелепостями, однако в журнале Les Temps modernes его голос звучал на всю Францию, Европу и мир.
Сопровождаемый де Бовуар, он встретил Кастро, посетил Прагу после русского вторжения, пил чай с командиром красной китайской армии.
Вернувшись в Париж, он продолжал писать, подстёгивая себя наркотиками. Результатом были пространные книги, наполненные мудрыми диалектическими и вдохновлёнными марксизмом аргументами, не приходящие ни к какому выводу.
Сартровская последняя важная квази-философская работа «Критика диалектического разума» (Critique de la raison dialectique) опубликована в 1960 году. На более чем 750 страницах он пытался выработать отношение к марксизму. «Я уверен, что только с позиций исторического подхода можно объяснить человека», — утверждал он теперь. Его идеи были отголоском марксистского историцизма, детерминистские представления о развитии цивилизации и диалектический анализ истории импонировали его взглядам. Он остался марксистом, но его марксизм был неортодоксальным.
Классический марксизм не смог, по его мнению, адаптироваться к меняющейся реальности.
Однако основные положения сартровской критики Маркса сами не выдерживают критики. С точки зрения Сартра, Маркс недостаточно внимания уделил проблеме ограниченности ресурсов. В анализе этой проблемы Сартр позволяет мыслям растечься по древу. Все человеческие отношения управляются дефицитом, утверждает он. Даже при перепроизводстве дефицит проявляется в качестве дефицита потребления.
Основное правило цивилизации на её современной стадии развития гласит: «Убивай или голодай». Даже насилие, ведущее к конфликту, ведомо «внутренним дефицитом», и т. д.
И всё-таки среди всей этой чуши пробиваются проблески гениальности, особенно в пьесах, которые он продолжает писать. Конечно, художник в нём доминирует над мыслителем. Отрицательный персонаж, будь то убийца или палач, часто изображается трагическим героем, оказавшимся в ситуации, которой он не может избежать.
Он понимает, что делает, и он отвечает за свои действия, но не может поступить по-другому. По словам ведущего критика Сартра Филипа Соди такие персонажи «являются жертвами их собственных действий и умерщвляются их собственными намерениями… обвиняемые на скамье подсудимых истории, причём исполнителями обвинения являются они сами». Эти жертвы являются «последними представителями христианских чувств в мире, где Бог умер, но ни история, ни любовь не могут занять его места».