Сатанинский Грааль
Шрифт:
Лайош Наги задумчиво потёр переносицу. Вряд ли он сможет вытащить этого безумца из той пропасти, в которую тот опускается. Но, как гласило одно из основополагающих правил полицейского, есть вещи, которые можно использовать в оперативных целях.
5
Бельварош, исторический центр Будапешта, в ту апрельскую субботу, как всегда, кишел туристами: с праздным, временами даже сонным видом, периодически разрежающимся вспышками любопытства, те слонялись по древним улицам, помнящим времена великих королей. Обветшавшие кварталы с местами подретушированными фасадами прорезались мощёными линиями проспектов и кривыми проулков; окаймлённые неоновыми огнями манящих витрин, те в большой степени утратили былую чопорность – и были рады любому щедрому посетителю, предоставляя развлечения и услуги, на любой, самый взыскательный, или, проще говоря, извращённый, вкус. В этой, больше частью безвкусно одетой толпе, то и дело мелькали разного рода подозрительные типы и сомнительные дельцы,
Каталина Чик, студентка четвёртого курса, двигалась вдоль улицы Ваци лёгкой, порхающей походкой, улыбаясь встречным прохожим мимолётной улыбкой, посещавшей её привлекательное лицо только тогда, когда она не чувствовала ни забот, ни усталости. Сегодня ей не нужно было идти к «парню» и спрашивать, есть ли в отеле, который он обслуживает, состоятельный клиент, с которым можно бы было провести ночь. Её мужчина, которого она втайне мечтала отбить у жены, дал Каталине поручение, свидетельствующее о том, что между ними возникло нечто большее, чем просто отношения. На мгновение она предалась мечтам, а потом, всё же сочтя их несбыточными – но всё-таки не до конца несбыточными, – тряхнула тщательно завитыми каштановыми кудрями и, победоносно улыбнувшись воображаемой сопернице, продолжила свой путь. На ней был лёгкий светлый плащ, удачно гармонирующий с причёской, а под ним – кофта цвета спелого манго и тёмно-синяя юбка из ангорской шерсти до колен. Сверкающие коричневые туфельки, то и дело цокающие каблуками, дополняли наряд.
У одного магазинчика, торгующего антиквариатом, она, точно вспомнив о чём-то, остановилась и начала осматриваться по сторонам. Наконец, сверившись с наручными часами, Каталина покачала головой и, взявшись за массивную бронзовую ручку, толкнула дверь и прошла внутрь. Мгновение её глаза привыкали к царившему там сумраку, а потом взору посетительницы открылась внутренняя обстановка во всём её великолепии. Серебряная кухонная утварь прошлых веков, бережно хранящаяся в специальных деревянных ящиках с выемками в бархате, была укрыта под стеклом во избежание краж. За спиной продавца, тщедушного мужчины средних лет, на тянувшихся вверх полках виднелся бесконечный ряд некогда незаменимых вещей, среди которых Каталина узнала табакерки, карманные часы, портреты неизвестных ей людей в одежде прошлых веков – и даже манекены, одетые в старомодные сюртуки, панталоны и длинные платья.
– Добрый вечер, – приветствовал её продавец, являвшийся, если судить по манерам, одновременно и владельцем магазина. Приблизившись, Каталина смогла разглядеть его получше: невысокого, даже ниже, чем у неё, роста, тот отличался мелкими, но правильными чертами лица. Глубоко посаженные глаза неопределённого, почти неразличимого цвета, бросали недоверчивые взгляды из-под тонких, сведённых в одну сплошную линию бровей. Небольшой рот, обозначенный бескровными губами, переходил в едва заметный подбородок, свидетельствующий, как принято считать, о безвольном характере. Зато уши, напротив, были весьма крупными, даже огромными, учитывая общие пропорции лица – чуть оттопыренные в стороны, они торчали вверх, едва ли не доставая до макушки лысеющего, непривычно длинного черепа, чуть расширяющегося в затылочной части. Насколько было известно Каталине, такая форма головы не была свойственной ни одной из существующих рас.
– Ах, добрый вечер! – словно только что заметив продавца, Каталина широко распахнула глаза и улыбнулась ему чарующей улыбкой, неизменно лишавшей её однокурсников способности трезво оценивать происходящее вокруг.
Впрочем, антиквар был уже не в том возрасте, в котором красавицы толкают мужчин на необдуманные поступки. Судя по его внешности и поведению, вообще нельзя было предположить, что на свете есть хоть что-то – не считая предметов старины, – способное разжечь в нём чувство. Улыбнувшись сколь широко, столь и невыразительно, без каких-либо эмоций на лице, он заговорил всё тем же безжизненным голосом, который поразил Каталину ещё когда она услышала его впервые.
– Желаете сделать фотографию на память? Это бесплатно, уверяю вас. Если же вас интересует фарфор начала девятнадцатого века…
Всё же, несмотря ни на что, голос антиквара содержал иронию, причём настолько убийственную, что Каталина на минуту замешкалась.
– Нет… Я жду… – Она оглянулась в направлении запруженной улицы, строго следуя продуманной загодя легенде, согласно которой вот-вот должен был подойти её приятель.
– О, – губы продавца приняли точно такую же форму, словно он написал «о» у себя на лице. В любом другом случае это вызвало бы смех Каталины, но на сей раз, столкнувшись с настолько таинственным и внушающим подсознательный страх собеседником, она не нашла в себе сил даже коротко
Действуя согласно заранее составленному плану, она пару раз оглянулась по сторонам, демонстрируя вежливое любопытство, а потом неожиданно обратилась к владельцу лавки с вопросом.
– Послушайте, а ведь вы, наверное, разбираетесь в иностранных языках, не так ли?
– Немного, – прозвучал снисходительный ответ.
– Ой, тогда у меня есть к вам один вопрос, – Каталина приняла тон, которым обычно позволяла отличникам помочь ей с подготовкой к семинару, и полезла в сумочку. Порывшись там, она вскоре извлекла сложенный вчетверо лист бумаги, содержащий надпись на некоем мистическом языке.
– Вот он. Похоже на иероглифы, но это не японский и не египетский…
В глазах антиквара вспыхнул огонь, который ему лишь с определённым усилием воли, не ускользнувшим от внимания его собеседницы, удалось погасить.
– Нет, это не японский. – Он сделал паузу, позволив девушке ощутить стыд оттого, что она настолько невежественна. – А откуда срисована надпись?
Несмотря на то, что тон его оставался ровным, Каталина всё же уловила лёгкую тень нетерпения, принудившую голос продавца дрогнуть – на короткую, почти неуловимую долю секунды. Однако этого было более чем достаточно.
– Да так, подружка одна дала…
– Понимаю. – Антиквар уже вернул себе прежнее самообладание, и его лицо вновь приняло непроницаемое выражение. – Это не ваш парень пришёл?
Обернувшись, девушка увидела фигуру Акоша, который, как они и договаривались, подошёл ровно в пять.
– Ой, да. Спасибо вам большое. – Каталина улыбнулась на прощание и торопливо вышла из лавки.
6
Акош пригладил свои светлые, как солома, волосы и посмотрел на Каталину сверху вниз. Девчонка в последнее время слишком увлекается наукой и преподавателями, подумал он, и в голову ей лезут разные глупости. Всё же её новая привязанность не сможет перерасти в нечто серьёзное, это скажет любой из тех, кто знает правду о ночной улице Ваци. Когда на днях Каталина пришла к нему и спросила, может ли он подыграть ей в одном небольшом мероприятии, Акош и бровью не повёл. «Конечно, малышка, весь мир для тебя. А что это за глупая затея, если не секрет?», – говоря так, он широко и как можно снисходительней улыбнулся. Когда та начала юлить, стало ясно, что здесь замешан мужчина – ни одна девушка, конечно, не променяет своего сутенёра на какого-то незрелого студента – и открыто выложит всё, что тому взбрело в голову. Другое дело, если замешан преподаватель – и Акош уже на следующий день знал, кто именно, – который решил задействовать свою новую пассию в каких-то комбинациях. Попахивало нелегальной куплей-продажей произведения искусства, чей возраст, возможно, достигал даже двухсот-трёхсот лет, и Акош с трудом умерил раздиравшее его любопытство, чтобы не выдать себя прежде времени. Проворачивая каждый месяц как минимум десяток подобных сделок, Акош досконально знал стратегию их организации – и одно из ключевых правил требовало тщательного сокрытия возникшего интереса. Его следовало всячески разжигать в противоположной стороне, используя любые уловки, на которые Акош был мастер – и, следуя этим нехитрым законам, в результате он всегда получал приличный барыш. Однако жизненно важным условием успеха было соблюдение секретности и активного участия всех сообщников. Те, кто не понимал существующего порядка вещей, обычно бывали жестоко наказаны. Данный случай, когда Акоша попыталась использовать его же собственная девка – вообще возмутительный факт сам по себе! – явно обещал стать таковым. Акош поделился новостью с приятелями, и те сперва даже подняли его на смех, но потом всё-таки согласились оказать необходимое содействие, если, конечно, куш окажется достаточно выгодным. Акош пообещал, что за ним не заржавеет. Сразу было заметно, что Каталина и её приятель не знают об улице Ваци элементарных вещей, раз они решили вот так просто взять и использовать одного из ребят, простоявших на её мощёном тротуаре едва ли не всю сознательную жизнь. Акош улыбнулся собственным мыслям. Если кусок окажется слишком маленьким, он и сам его с лёгкостью захватит, это очевидно, ведь с небольшими суммами люди расстаются сравнительно легко. Правда, само поведение Каталины, упорно скрывавшей свою «женскую», как она утверждала, тайну, свидетельствовало об обратном. Речь явно шла о чём-то по-настоящему ценном, причём, вероятнее всего, девушка видела это собственными глазами.
– Ну, что, Липот понравился тебе? Этот дряхлый старец торгует здесь, сколько я себя помню. Поговаривают, ему не меньше ста лет.
– Мне он не показался старым, я бы не дала ему и пятидесяти, – улыбнулась Каталина, чуть выпятив грудь. Она явно путалась возбудить в нём ревность.
Акош смолчал, ограничившись улыбкой – он отчаянно надеялся, что девушка не заметит, как кровь отхлынула у него от лица. Чтобы улыбка не превратилась в болезненную гримасу, он был вынужден сжать внезапно посеревшие губы. В памяти Акоша ожили воспоминания об имевшем однажды место случае посещения подвала антикварной лавки, где находились экспонаты столь загадочного происхождения и настолько гадкого, враждебного всему человеческому роду внешнего вида, что у него до сих пор возникала слабость в коленях при одном воспоминании о том давнем визите.