Сатанинский смех
Шрифт:
Жану пришлось ждать всего несколько минут, пока появился Жерад. На этот раз он широко улыбался, его карие глаза смеялись.
– Ну, старина, – сказал он, – много времени утекло с тех пор, а?
– Да, – улыбнулся Жан, – слишком много. Я годами ждал случая поблагодарить вас, месье Жерад…
– Для вас я Ренуар, – сказал Жерад. – Жаль, что тогда не получилось. Мне рассказывали вашу историю. Значит, та аристократическая девка предала вас?
– Нет! – запротестовал Жан. – Вы не знаете всей правды, месье Жерад…
– А какова правда? – улыбнулся Жерад.
Жан покраснел до корней волос.
– Она… она просто несколько
– Забудьте, старина! – рассмеялся Жерад. – Я пошутил. И, должен признаться, удовлетворил свое любопытство. Это слабость стариков…
“Никогда, – неожиданно подумал Жан, – я не видел никого, кто так сохранил бы молодость, как этот человек. Ему, вероятно, около шестидесяти, и, если не считать седых волос…”
Дверь распахнулась.
– А теперь к делу! – громогласно объявил граф де Мирабо. – Но прежде, месье Марен, несколько вопросов. Идеи Жерада я знаю, ваши не вполне. В этом сумасшедшем доме, каким является Собрание, разве можно составить ясную картину того, кто что думает?
– С вашего позволения, гражданин Рикети, – поддел его Жан.
– Будь прокляты мои глаза! – прорычал Мирабо. – Вы не можете без ваших шуточек, Марен?
– Простите меня, – улыбнулся Жан. – А что вы хотели бы знать?
– Вы хотите сохранить короля, почему?
– Не короля, – поправил его Жан. – Институт королевской власти. Я с радостью освободил бы Францию от этого неумелого путаника, который в настоящее время лишь обременяет трон своей персоной, если бы мог сделать это, не уничтожая саму корону. Но поскольку это невозможно, мы должны терпеть его.
– Понятно, и все-таки – почему сохранение королевской власти?
– Потому что из всего того, что я видел, как ведет себя народ, я не думаю, что они готовы к республике. Я начинаю сомневаться, окажутся ли люди когда-нибудь готовы к тому, чтобы управлять сами собой. Отсюда вывод – нужен король, даже сильный король, но ограниченный в своей власти, чтобы исключить всякую возможность установления тирании. Конституционная монархия, господин Мирабо…
– Вас это устраивает, Жерад? – громко спросил Мирабо.
– Вполне, – отозвался Ренуар Жерад.
– Подождите, – продолжал Жан, – лучше выслушайте меня до конца, потому что я не согласен с вами по одному пункту, и из-за этого я могу оказаться бесполезным для вас. Я полностью и безоговорочно стою против наследования дворянского звания.
– Почему? – спросил Мирабо.
– Потому что они развращенные люди, как всегда бывает с теми, кто владеет тем, что он сам не заработал. Титулы и награды – прекрасно, король должен иметь право раздавать их за выдающиеся заслуги перед нацией. Но почему идиот-сын мудрого и заслуженного графа тоже должен быть графом, месье Мирабо? Если мой сын вырастет умным и сильным, он сумеет с той же легкостью получить дворянство, как и я, вы улавливаете мою мысль?
– Совершенно правильную мысль, – заявил Ренуар Жерад.
– Глупости! – загремел Мирабо. – Каждый Рикети во все времена будет абсолютно достоин. Мы всегда были такими, с тех пор как первый Аригетти – такова наша настоящая фамилия – покинул Флоренцию вслед за гвельфами, мы, Рикети, никогда не рожали хилых мужчин! Мой дед, старый Кол д'Арджент, Серебряный ствол, как его называли, зачал моего отца после того, как в одиночку защищал мост в Касоно и получил двадцать семь ран, каждая из которых должна
– Странный эпитет, – улыбнулся Жан, – в устах человека, который часто бывает в Якобинском клубе и которого недавно выдвигали в качестве президента этого общества…
– А я, – загремел Мирабо, – буду частенько наведываться в ад и общаться с дьяволом, если буду думать, что таким путем могу спасти Францию!
– Хорошо сказано, – спокойно заметил Жерад, – но факт остается фактом, что род Бурбонов, давший многих великих и благородных людей, последнее время рождает главным образом прохвостов и дураков. Мы можем позволить, чтобы такое происходило на троне, потому что мы можем контролировать один род, но потомственная аристократия дала на удивление мало Рикети и слишком много неполноценных фатов, мерзавцев и дураков. Я согласен с месье Мареном…
– Ладно, ладно, – проворчал Мирабо, – не соглашайтесь, если хотите. Сейчас это не так важно. Главное сейчас – это спасение короны. Полагаю, вы все с этим согласны?
– Согласны, – сказал Жан.
– Хорошо. Вы двое будете моими помощниками в этом предприятии. Мой план прост, но вполне осуществим – король должен покинуть Париж.
– Но куда? – спросил Жан.
– Вы очень острый человек, месье Марен! Это действительно вопрос вопросов. К сожалению, королева, по всей видимости, хочет, чтобы он уехал за границу и положился на иностранную интервенцию, что естественно для нее, поскольку она не француженка. Но это будет…
– Самоубийством, – сухо заметил Ренуар Жерад.
– Совершенно верно! Они никогда не доберутся до границы. И в глазах всех французов они будут выглядеть предателями Франции. Кордельеры хотят именно этого – установить свою мерзкую республику, в которой Дантон, Демулен, Марат и им подобные захватят власть своими грязными руками. Часть якобинцев хочет того же самого – особенно та фракция, где главенствует Робеспьер. В отличие от них, я, не принадлежа ни к одной партии и не будучи никому обязан, как вы понимаете, могу рассуждать с ясной головой. Провинции сохраняют верность короне. Король должен бежать на Средиземноморское побережье, вы понимаете, и публично обратиться ко всем французам с призывом сплотиться вокруг него во имя восстановления монархии, при этом он заранее должен дать согласие придерживаться уже установленных ограничений.
– Это будет означать войну, – вздохнул Жан, – гражданскую войну, месье Мирабо…
– А что мы имеем сейчас, mon vieux [52] ? О, ла, ла! Мирное чаепитие? Я предпочитаю войну, которая по крайней мере организованна и дисциплинированна, и в результате которой хоть что-то получится, той анархии, при которой шлюхи, хулиганы и подлецы, заполняющие галереи, контролируют Национальное собрание Франции по приказам Филиппа Орлеанского. А вы нет?
– А если Ее Величество, – спокойно сказал Жерад, – откажется разрешить толстому простофиле держать слово, которое он дал, что тогда, граф?
52
Старина (фр.)