Сатиры в прозе
Шрифт:
— Ах, матушка! — опять возразил губернатор.
Губернаторша и ее demoiselle спешили удалиться, потому что по опыту знали, что когда губернатор начнет говорить: «Ах, матушка!», то из него уж ничего, кроме этих слов, и не выбьешь. В этом отношении он несколько походил на попугая; бывало, вдруг нападет на него стих говорить: «Нельзя-с» — ну, целый день и говорит «нельзя-с»; в другой раз вздумает говорить: «Закона нет» — так и пойдет на целый день «нет закона». До такой степени зарапортуется, что даже когда докладывают, что кушанье подано, он все-таки кричит: «Нет закона!» — Ах, Nicolas, какой ты рассеянный! — заметит, бывало, губернаторша.
— Ах, матушка! — возразит губернатор и
Надо сознаться, что с непривычки это крайне затрудняет сношения с нашим начальником края, а незнакомых с его обычаями повергает даже в крайнее изумление. Я помню, один эстляндский барон, приехавший из-за двести верст жаловаться, что у него из грунтового сарая две вишни украли, даже страшно оскорбился, когда начальник губернии, вместо всякой резолюции, сказал ему: «Ах, матушка!» — и чуть ли даже не хотел довести об этом до сведения высшего начальства.
— На что это похоже! — сказывал он мне, — у него ищут правосудия, а он: «Ах, матушка!»
Но когда присмотришься к людям, когда поймешь, что все это от незлобивости происходит, тогда все сделается ясно, и в сношениях никакой помехи происходить не будет.
Вдруг по зале пронесся зловещий шепот. Пьер Уколкин, цвет и надежда нашей молодежи, весь взволнованный, переходил от одного гостя к другому и таинственно передавал какую-то новость. «Телеграфическая депеша! телеграфическая депеша!» — слышалось всюду, и внезапно, вопреки всем приличиям, по углам образовались кружки, так что губернаторское семейство осталось совершенно одиноким посредине залы.
— Да что там такое? — спросил меня губернатор, встревоженный горьким предчувствием.
Губернаторша озиралась во все стороны, губернаторские demoiselles с изумлением смотрели на мать, как бы говоря: maman! maman! да что ж мы не танцуем!
— Господа! ваше поведение крайне изумляет его превосходительство, — сказал я, подходя к той группе, в которой ораторствовал Пьер Уколкин.
— Шт… le gouverneur est flamb'e! [103] — отвечал Уколкин.
Я не понял: я все еще думал, что речь идет об этой поганой истории между Сидором Петровичем и Эмманюелем Иванычем, и поспешил выразить все мое изумление.
103
губернатор пал!
— Mais non, il ne s’agit pas de cela! — шепотом сказал мне Уколкин, — je vous dis que le gouverneur est flamb'e! [104]
В глазах у меня завертелись зеленые кружки. С одной стороны: «бедный старик!» — с другой стороны: «черт возьми, нельзя ли как-нибудь мне на его место!» — все это странным образом перемешалось в моей голове. Во всяком случае, я был крайне смущен, ибо на мне лежала тяжкая обязанность предуведомить обо всем губернатора. К счастью, ее добровольно принял на себя Лампадников.
104
Да нет же, дело не в этом! говорю вам: губернатор пал!
— Ваше превосходительство! — сказал он, — в древности знаменитейшие философы, будучи настигаемы ударами судьбы, венчали себя розами…
Кругом оратора мало-помалу образовалась толпа.
— Ваше превосходительство! от лица всего общества принимаю смелость выразить вам наше соболезнование! — вмешался Пьер Уколкин.
Губернатор все еще хлопал глазами.
— Vous n’^etes plus gouverneur! [105] — шепнул я ему на ухо.
Губернатор не изумился, не заплакал и не закричал. Он только инстинктивно расшаркался и сказал:
105
Вы больше не губернатор!
— Честь имею поздравить!
— Mais qu’est-ce que c’est donc cela? mais qu’est-ce qu’ils ont, Nicolas? [106] — приступала губернаторша.
— Честь имею поздравить! — повторил губернатор.
— Mais dites donc! mais dites donc! [107]
— Честь имею поздравить! — неизменно отзывался губернатор на все приставания.
Легко можно представить себе, в какое положение были поставлены присутствующие! Ясно, что танцы должны были прерваться, ясно, что ужин… При этой мысли волосы мои встали дыбом.
106
Да что же это такое? да что у них такое, Николай?
107
Да скажите же! да скажите же!
«Да ведь Лампадников говорит, что в древности философы венчались розами, — думал я, — стало быть…»
Но скоро сомнения мои рассеялись окончательно. Я собственными глазами увидел, как гости один за другим брались за шляпы и незаметно исчезали.
— Какая неблагодарность! — шептала губернаторша, не объясняя, однако ж, к кому относятся ее слова.
— Честь имею поздравить! — отозвался губернатор, — а впрочем… увенчаем себя розами, как говорит Лампадников! Эй, человек! шампанского!
Но зала была пуста.
— Честь имею поздравить! — в последний раз уныло повторил начальник края.
«Кумир развенчанный все бог!» — не без иронии подумал я, надевая калоши, — однако поужинать так-таки и не удалось!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, мы не завтракаем, не обедаем и не ужинаем. Хотя я сам отчасти делаю то же самое, но порою, когда голод уже слишком настоятельно дает себя чувствовать, в голову мою невольно закрадывается сомнение, действительно ли мы правы, поступая столь самоубийственным образом?
Действительно ли нам угрожает опасность?
Действительно ли мир погибает под гнетом новых идей, утопает в разврате реформ и преобразований?
Действительно ли в воздухе пахнет фиалками, а не скотным двором?
Оглядываюсь кругом себя — и с удовольствием примечаю, что все обстоит благополучно. Те же попечения, та же ревнивая заботливость о благе обывателей, те же благонамеренные усилия, направленные к водворению между ними нравственности и смиренномудрия. Правда, что появилось множество неслыханных прежде промышленных обществ, но действия их ограничивались доселе только невыдачею дивиденда простодушным акционерам. Правда, что появилось множество разнообразнейших комиссий и комитетов, которые как будто намереваются перевернуть вверх дном вселенную, но действия их доселе даже и не ограничивались, а как-то лезли все вширь да вглубь да ввысь, так что вряд ли когда-нибудь и насладишься плодами их. Правда, что заварилась какая-то каша насчет трезвости, устности и гласности, но каша так и осталась кашею. Правда, что старики вымирают или кротко стушевываются, но молодые, которые взлезают на упраздненные места, отнюдь их не хуже. В них тот же запах, тот же вкус, та же закваска. Собственно, отечество нисколько от того не теряет.