Сатиры
Шрифт:
Медный в шесть локтей болван! Стража,чернь и служки храма Наседают на хирама: "идол?чей?кому?зачем?" Но хирам бесстрастно нем. Вдруг выходит соломон. Смотрит:"что это за гриф С безобразно длинным носом?!" Не смущаясь сим вопросом, Медник молвит:"суламифь".
"ах!"- сорвалось с нежных уст, И живая суламита На плиту из малахита Опускается без чувств... Царь,взбесясь,уже мечом Замахнулся на хирама, Но хирам повел плечом: "соломон,побойся срама! Не спьяна и не во сне Лил я медь, О царь сердитый, Вот пергамент твой ко мне С описаньем суламиты:
Нос
Сосцы ее-юные серны, И груди-как две виноградные кисти, Глаза-золотые цистерны, Ресницы-как вечнозеленые листья.
Чрево-как ворох пшеницы, Обрамленный гирляндою лилий, Бедра-как две кобылицы, Кобылицы в кремовом мыле...
Кудри- как козы стадами, Зубы-как бритые овцы с приплодом, Шея -как столп со щитами, И пупок-как арбуз,намазанный медом!"
В свите хохот заглушенный.улыбается хирам. Соломон,совсем смущенный,говорит:"пошел К чертям! Все,что следует по счету,ты получишь За работу... Ты-лудильщик,а не медник,ты сапожник... Стыд и срам!" С бородою по колена,из толпы пророк аврам
Выступает вдохновенно:"ты виновенНе хирам! Но не стоит волноваться,всякий может Увлекаться: Ты писал и расскакался,как козуля По горам. "песня песней"-это чудо! и бессилен здесь Хирам. Что он делал?вылил блюдо в дни,когда ты Строил храм... Но клянусь!в двадцатом веке по рождении Мессии Молодые человеки возродят твой стиль в России..."
Суламифь открывает глаза. Соломон наклонился над нею: "не волнуйся, моя бирюза! Я послал уж гонца к амонею. Он хоть стар,но прилежен,как вол. Говорят,замечательный медник... А хирам твой-бездарный осел И при этом еще привередник! Будет статуя здесь-не просиЧерез два или три новолунья". И в ответ прошептала "меRсI!" Суламифь,молодая шалунья.
****
1908
Весна мертвецов
Зашевелились корни Деревьев и кустов. Растаял снег на дерне И около крестов.
Оттаявшие кости Брыкаются со сна, И бродит на погосте Весенняя луна.
Вот вылезли скелеты Из тесных скользких ям. Белеют туалеты Мужчин и рядом-дам.
Мужчины жмут им ручки, Уводят в лунный сад. И все земные штучки При этом говорят.
Шуршание.вздохи.шепот. Бряцание костей. И слышен скорбный ропот Из глубины аллей:
"мадам!плохое дело... Осмелюсь вам открыть: Увы,истлело телоИ нечем мне любить!"
****
1910
Бегство
Зеленой плесенью покрыты кровли башен. Зубцы стены змеятся вкруг кремля. Закат пунцовой бронзою окрашен. Над куполами золотом пыля, Садится солнце сдержанно и сонно, И древних туч узор заткал полнебосклона.
Царь-колокол зевает старой раной , Царь-пушка зев уперла в небеса, Как арбузы охвачены нирваной, Спят ядра грузные,не веря в чудеса,Им никогда не влезть в жерло родное И не рыгнуть в огне,свистя и воя...
У красного крыльца, в цветных полукафтаньях е Верзилы певчие ждут,полы подобрав. В лиловом сумраке свивая очертанья, Старинным золотом горит плеяда глав, А дальше терема,расписанные ярко. И каменных ворот зияющая арка.
Проезжий в котелке,играя модной палкой, В наполеоновские пушки постучал, Вздохнул,зевнул,взглянул и, улыбаясь жалко, Поправил галстук,хмыкнул,помычалИ подошел к стене: все главы,главы,главы В последнем золоте закатно-красной лавы...
Широкий перезвон басов-колоколов Унизан бойкою серебряною дробью. Ряды опричников,монахов и стрельцов Бесшумно выросли,и ,хмурясь исподлобья, Проходит грозный в черном клобуке, С железным костылем в сухой руке.
Скорее в город ! современность ближеПроезжий в котелке как бешеный подрал. Сесть в узенький трамвай,мечтать,что ты В париже, И по уши уйти в людской кипящий вал! В случайный ресторан забраться по пути, Газету в руки взять и сердцем отойти...
"эй,человек,скорей вина и ужин!" Кокотка в красном дрогнула икрой. "маDам, присядьте...я москвой контужен! Я одинок... о,будьте мне сестрой".
– "сестрой,женой иль тещей-чем угодно,На этот вечер я совсем свободна".
Он ей в глаза смотрел и плакал зло и пьяно: "ты не царь-колокол?не башня из кремля?" Она,смеясь, носком толкнула фортепьяно,
Мотнула шляпкой и сказала:"тля!" Потом он взял ее в гостиницу с собой, И там она была ему сестрой.
****
1909
Карнавал в гейдельберге
Город спятил.людям надоели Платья серых будней,пиджаки, Люди тряпки пестрые надели, Люди все сегодня- дураки.
Умничать никто не хочет больше, Так приятно быть самим собой... Вот костюм кичливой старой польши, Вот бродяги шествуют гурьбой.
Глупый михель с пышной супругой Семенит и машет колпаком, Белый клоун надрывается белугой И грозит кому-то кулаком.
Ни проехать, Ни пройти, Засыпают конфетти, Щиплют пухленьких жеманниц.
Нет манер,хоть прочь рубаху! Дамы бьют мужчин с размаху, День во власти шумных пьяниц.
Над толпою серпантин Сетью пестрых паутин Перевился и трепещет.
Треск хлопушек,свист и вой, Словно бешеный прибой, Рвется в воздухе и плещет.
Идут,обнявшись,смеясь и толкаясь, В открытые настежь пивные. Идут,как братья,шумя и ругаясь, И все такие смешные...
Смех людей соединил, Каждый ел и каждый пил, Каждый делался ребенком.
Вон судья навеселе Пляшет джигу на столе, Вон купец пищит котенком.
Хор студентов свеж и волен,Слава сильным голосам! Город счастлив и доволен, Льется пиво по столам...
Ходят кельнерши в нарядахТа матросом,та пажом, Страсть и дерзость в томных взглядах: "помани,и...обожжем!"
Пусть завтра опять наступают будни. Пусть люди наденут опять пиджаки И будут спать еще непробудней,Сегодня мы все-дураки...
Братья!женщины не щепкиГубы жарки,ласки крепки, Как венгерское вино.
Пейте,лейте прочь жеманство! Завтра трезвость,нынче пьянство... Руки вместе- и на дно!
****
1909
Из "шмецких" воспоминаний
Посвящается а. григорьеву