Сатисфакция
Шрифт:
Он увидел ссору двух извозчиков. Ругались они совсем как сеньоры. Один из них сказал другому: «А ну» пошли, посмотрим, кто кому голову проломит…»
Анастасио увидел, что они уходят, и подумал: «Куда смотрит полиция? Она даже не пытается прекратить эти безобразия… Грубияны! Ничего не попишешь! Народ есть народ… Я всегда говорю, что мы в Испании не созрели для республики… Грубый народ, бесстыдная пресса. Спасение в одном: аристократия должна учредить опеку над народом – братскую опеку, разумеется… Но только настоящая аристократия,
Когда Анастасио пришел в казино, он встретил там своего друга Эрминио и спросил его о Пепито Курде.
– Пепито… в это время!
– Ах, да! – с серьезным видом ответил Анастасио, вспомнив, что в это время Курда напивается до такого состояния, что засыпает как убитый – это дает ему возможность забыть обо всех своих коммерческих неудачах.
– А Хуанито?
– Оставь его, он сегодня в выигрыше!
– Ах, этот юноша! Когда же он исправится? – сказал Анастасио все с той же важностью, как это и подобало в его положении.
– Он плохо кончит.
– Ну вот еще! Он знает, что делает, будь спокоен, он помещает свой капитал под хорошие проценты.
– А где Амбросио?
– Вот он.
И действительно, за ближайшим столом несколько посетителей спорили по поводу одного заманчивого предложения. Кому-то пришло в голову заставить муниципалитет Сидерии платить жалованье двум мальчикам – посыльным из «Ковчега»: великолепная комбинация, имевшая целью окончательно вывести из себя бедняг филистеров герцогского города.
– Надо же дать этому стаду свиней возможность почесать языки. Эти болваны работают как лошади и копят деньги, которые потом их дети промотают за милую душу. И при этом они еще думают, что в мире существует здравый смысл!
Кто-то очень робко высказался против остроумной комбинации с жалованьем для посыльных и пытался убедить членов клуба, что при осуществлении этой операции надо по крайней мере соблюсти видимость законности.
– Он прав! – поддержал его еще кто-то.
– Ха! Что значит – быть правым или быть неправым? Какое это имеет значение? – бросил презрительно Амбросио, который слыл в «Ковчеге» оракулом.
Фраза эта всех ошеломила, привела в восхищение и в мгновение ока разнеслась по всему «Ковчегу».
Анастасио подозвал Амбросио, посвятил его и Эрминио в суть дела и закончил словами:
– Извинение – по всей форме, абсолютное, полное безоговорочное, а если нет… деремся на шпагах!
И, сказав это, Анастасио отправился к учителю фехтования, с которым целый вечер тренировался, отрабатывая позиции и парируя удары.
После всех волнений этого дня он вернулся к себе домой совершенно разбитый и стал обдумывать, какой костюм подойдет больше всего для дуэли.
Он выбрал то, что ему было нужно, оделся и снова принялся фехтовать – теперь уже с помощью трости. Затем он сел писать Энрикете: это был его долг. Нужно было успокоить ее и заранее ко всему подготовить, чтобы потом ее не сразило нежданное роковое известие.
Когда он проснулся в своем кресле, уже светало. Он принялся ходить по комнате и ходил, пока наконец не пробило семь часов. В это время он должен был встретиться с учителем фехтования, чтобы вновь приняться за тренировку.
Друзья нашли его в зале для фехтования: он старательно отбивал удары учительской шпаги.
– Это уже ни к чему, – сказали друзья, – дело уладилось как нельзя лучше.
– Между кабальеро… – начал было другой.
«Но ведь он не пользуется визитными карточками…» – подумал Анастасио.
– Он согласен принести извинения. По всей форме. Так, как ты хотел. Он это сделает в ближайшем номере «Шмеля», в воскресенье.
Учитель фехтования пожал Анастасио руку и сказал:
– Я надеюсь, что мы еще увидимся. Вы молоды, вы принадлежите к сливкам нашего общества и не должны пренебрегать подобными вещами. Молодой человек, у вас, несомненно, есть способности. Умение обращаться с оружием не прихоть, а необходимая предосторожность, нужная даже сильному. И, кроме того, это заставляет других уважать нас.
Анастасио щедро вознаградил учителя и вышел от него со своими друзьями. Весело улыбаясь, они потащили его в фотографию.
– Но…
– Не возражай. Ведь ты же доверил нам свою честь.
Распродажа «Шмеля» в следующее воскресенье шла так бойко, что превзошла даже распродажу номера с карикатурой на Анастасио.
На первой странице красовалась роскошная фотография, изображавшая Анастасио в утреннем платье для прогулок. Это и было извинением по всей форме, абсолютным, полным, безоговорочным.
Читатели, которые не знали, как выглядит Анастасио, могли теперь сравнить карикатуру с портретом. Был удовлетворен также и сам оскорбленный, который охотно демонстрировал себя, прогуливаясь в утреннем платье по всем людным местам герцогского города.
Его повстречал один из редакторов «Шмеля» и пожелал ему доброго здоровья. Анастасио понюхал свою розу и с достоинством ответил на приветствие. «Сегодня ты уже надо мной не смеешься!» – подумал он.
– Вот он! – донеслось до Анастасио, когда он проходил мимо кучки людей, стоявших на тротуаре.
Но веселее всего встретили это событие в «Ковчеге». Оно произвело здесь настоящий фурор. Был устроен банкет, и его председателем избрали Анастасио. Провозглашались тосты, вино лилось рекой, ибо честь требует жертв – та самая честь, над которой все они внутренне потешались, следуя примеру своего предводителя Амбросио, хотя внешне казались самыми ревностными ее служителями.
Номер «Шмеля» с извинением поместили посреди стола вместо букета.
Анастасио так разобрало от гордости за свою незапятнанную честь и от бесчисленного количества рюмок, которые он опрокинул в себя по требованию приятелей, что в конце концов он свалился под стол.