Шрифт:
Дмитрий Биленкин
Сберкасса Времени
Вечером накануне открытия Сберкассы Времени мы собрались в теплом семейном кругу. Оратором и оракулом был мой брат Лева - физик.
– Завтрашний день войдет в историю, - горячился Лева, подмаргивая левым глазом (у него разыгрывается тик, когда он волнуется).
– И все-таки мне беспокойно, - сказала моя жена. Она сидела в кресле с вязаньем и то и дело сбивалась со счета петель.
– Не люблю вещей, которых не понимаю.
– Как?
– удивился Лева.
– Чего тут не понимать, это так просто! Сейчас объясню.
Если вы слушали когда-нибудь
– Вы даже не представляете, как это замечательно!
– в восторге Лева чуть не опрокинул рюмку.
– Сколько времени каждый из нас теряет в очередях, ресторанах, в дороге, на скучных лекциях. Часы и дни, вычеркнутые из жизни!
– В его глазах билось отчаяние.
– Теперь не то. Теперь вы их кладете в сберкассу - откладываете на будущее - и все... Вот, например, вы пишете или ведете эксперимент. Вы творите, вы счастливы. Но неумолимые стрелки часов оповещают, что надо кончать, что вас ждут какие-то срочные обязанности. Трагедия! С завтрашнего дня все будет иначе. Просто вы возьмете из вклада отложенные вами часы и уйдете творить в надвремя.
– Может, лучше все-таки по-старому?
Я укоризненно посмотрел на жену. Прогрессом надо восхищаться, тем более таким.
– Исключено!
– радостно объявил Лева.
– Нет ни одного достижения науки, которое рано или поздно не вошло бы в жизнь. Ни одного. Приход новой эры неизбежен!
Часы ударили полночь. Лева поднял палец. Я невольно встал. С этой минуты начала работать Сберкасса Времени!
В торжественном молчании мы чокнулись. Рука жены дрожала. Наступала новая эпоха. С последним боем часов наш кот, лежавший на диване, потянулся и сладко зевнул. Бедняга, он видел древние сны и не подозревал о великом событии.
Утро оказалось самым будничным - серым, мглистым. Я поспешил выглянуть в окно. Все как обычно: торопятся люди, спешат машины. Я быстро позавтракал и выскочил на улицу, провожаемый тревожными взглядами жены.
В автобусе было свободно, и я занял отличное местечко для наблюдений. Только наблюдать, похоже, было нечего. Уже пять минут я ехал, десять минут ехал, а ничего не случалось ни в автобусе, ни вне его. С досадой я поудобней устроился на сиденье и достал газету. Но едва я ее развернул, как вдруг что-то отбросило мои руки вместе с газетой, и на моих коленях возник какой-то старик!
– Виноват, - извинился он.
– Вы несколько заняли мое место.
–
– пролепетал я.
– Может быть, валидола?
– забеспокоился старик, сползая с моих колен. Вас должны были предупредить, что я ненадолго отлучился...
– Вы... вы воспользовались?..
– Ну, разумеется. Время, знаете ли, в моем возрасте нужно беречь. Ничего, ничего, сидите. Я устроюсь рядом.
На нас глазел весь автобус. К счастью, была уже моя остановка.
Я попал аккурат к планерке и даже не успел обменяться мнениями. Удивительная вещь наши планерки. Вроде бы сиди и слушай, только и всего, а устаешь так, будто пишешь передовицу. Все шло ничего, пока выступали Леровский и Перов; они говорили длинновато, но толково - о новых задачах газеты в связи с внедрением Сберкассы Времени, разумеется. Но вот слово взял Клопонечецкий. Мы кисло переглянулись. И тут меня озарило. А что, если... В конце концов нас тут много и отсутствие одного человека может оказаться незамеченным. "Полчаса в запас!" - мысленно приказал я, содрогаясь от собственной смелости.
Мне показалось, будто я лишь на мгновение прикрыл веки. Но стоило мне взглянуть на зал, и я тотчас понял, что влип. Все мы влипли. Редактор и Клопонечецкий стояли друг против друга, и лица их горели, как светофор: редактора - красным, Клопонечецкого - зеленым. Они молча смотрели на пустые ряды стульев.
– Это что за...
– весь заряд гнева попал бы в меня, если бы в зале не стали возникать остальные сотрудники. Видимо, телепатия все же существует, раз всеми, едва начал выступать Клопонечецкий, овладело одно и то же желание и все разом его осуществили...
Не буду описывать последовавших тирад... Нас спасло то, что в номер срочно требовались репортажи о первом дне победы над временем, и не в редакции же собирать материал!
На улицу я вылетел со скоростью, при которой дымятся подошвы...
И тут я сразу увидел зрелище... Высокий, величественный, седовласый гражданин, похожий на памятник самому себе, плакал, опершись о фонарный столб.
– Простите, не могу ли я вам помочь?
– тронул я его за плечо.
Он мигом осушил слезы, но голос его всхлипывал.
– Негодные мальчишки... Негодные мальчишки... Негодные мальчишки...
Секунду спустя все прояснилось. Он был учителем. И даже не просто учителем, а мэтром-учителем, если это слово уместно в педагогике. И с его урока - его урока!
– сбежал сразу весь класс.
– Дети же вернутся, - пробовал я его утешить.
Но он был слишком горд и прославлен, чтобы утешиться. Он двинулся прямиком в милицию. Со спины он еще больше выглядел памятником самому себе.
Я черкнул себе в блокнот: "Мэтр Влад. Ив. Н. Дети. Отрицательные послед. Сбер. Вр." - и двинулся дальше собирать впечатления.
Они не замедлили появиться. Свернув за угол, я нос к носу столкнулся с дородной матроной, которая, озираясь, зачем-то шарила руками в воздухе.
– Не видели его?
– кинулась она ко мне.
– Кого?
– опешил я.
– Да мужа!
– Простите...
– Мы шли под руку!
– Но я...
Ее лицо приняло зловещее выражение.
– Так, значит... Вовремя сбежал... Бросил! Ну, подожди!
– она погрозила кулаком пустоте и энергично выругалась.
– Обгоню!