Сборник 12. На посошок
Шрифт:
– Ничего.
Он поспешил к дому.
– Теперь я отвезу тебя обратно, – сказал я, обращаясь к бездыханному телу, – и похороню в безымянной могиле.
Я уселся в свою Машину и бросил прощальный взгляд на пустынную улицу.
– Удачи тебе, Саймон Гросс, – прошептал я и, щелкнув переключателем, исчез в будущем.
После бала
After the Ball (2002)
Огни над зданием с облупившейся вывеской «Танцевальный зал Майрона» замигали, будто собираясь погаснуть, и крошечный оркестрик
В следующее мгновение внизу открылась боковая дверь и из нее на улицу вышли пятеро (а может быть, и шестеро) музыкантов, несших футляры с внезапно потяжелевшими инструментами. Музыканты поспешили рассесться по своим машинам, явно не желая встречаться с многоголосой шумной толпой, спускавшейся по главной лестнице. К тому времени, когда на улицу вышли все участники бала – шестьдесят женщин весьма пожилого возраста и примерно такое же количество старых мужчин, – машины музыкантов уже исчезли в ночи, объятой наползавшим с гор и с моря туманом.
Около тридцати участников праздника выстроились на южной стороне улицы в ожидании трамвая местной линии, все же остальные, почему-то более шумные и веселые, перешли на находившуюся напротив остановку дальнего трамвая, который должен был отвезти их на тихоокеанское побережье.
Выстроившись в очередь и дрожа от знакомого всем калифорнийцам ночного холода (особенно чувствительного после дневной тридцатиградусной жары), мужчины чертыхались сквозь зубы, а дамы в цветастых вечерних платьях молча вглядывались в даль так, будто это могло ускорить появление транспорта.
Как ни странно, это, похоже, сработало.
– Едет, едет! – оживились дамы.
– Да, черт побери! – отозвались кавалеры.
Все это время они не смотрели друг на друга.
Даже когда огромный, похожий на трансконтинентальный экспресс сдвоенный трамвай остановился, рассыпая искры и шипя тормозами, кавалеры в измятых пропотевших смокингах галантно помогали своим разодетым в пух и прах дам подняться по железным ступенькам, стараясь не смотреть на их лица.
– Опля!
– Я уже наверху!
– Вот и умница!
Вслед за дамами по стальным лесенкам в трамвай забрались и мужчины.
Прозвенел колокольчик, прогудел клаксон, и огромный трансконтинентальный экспресс, идущий, правда, только до Венеции (до которой было всего тридцать миль), [8] тронулся с места и поспешил к сокрытому в полуночном мраке месту своего назначения.
Это вызвало бурный восторг как у утомленных танцами дам, так и у мужчин, мечтавших поскорее отстегнуть накрахмаленные белые манишки и распустить галстуки.
8
…трансконтинентальный экспресс… до Венеции… – Venice (Венис), пригород
– Мне душно, откройте, пожалуйста, окошко!
– Меня знобит, поскорее закройте все окна!
Разделившись на арктических и экваториальных жителей, эти старые дети дружно устремились к безмятежным морям и к берегам безумной надежды.
Пара, сидевшая в первом вагоне прямо за вагоновожатым, зачарованно наблюдала, как движениями, напоминавшими взмахи дирижерской палочки, он переключал медные рукоятки – левую, правую, среднюю – и при этом непрерывно всматривался в туман.
Стальной экипаж вез их от Майрона к Нептуну.
Первой молчание нарушила дама:
– Вы не позволите мне сесть возле окна?
– Разумеется! Я и сам хотел вам это предложить.
Они поменялись местами. Она повернулась к окну и стала следить за проплывавшими мимо темными зданиями и деревьями, над которыми виднелись редкие звезды и узкий серп луны.
– О чем вы думаете? – поинтересовался он.
Ее силуэт смутно виднелся на фоне этих проплывающих за окном теней.
– Когда сижу в такой древней развалюхе, тихо сказала она, – мне всегда кажется, будто я путешествую сквозь время, в прошлое.
– Никогда об этом не задумывался, – хмыкнул он, вытягивая шею, чтобы получше ее разглядеть, но она сидела, отвернувшись к окну, казавшемуся ему телевизионным экраном, на котором нерезко настроенные каналы переключались ежесекундно. Он принялся рассматривать свои руки. На них были надеты белые перчатки. – Никогда.
– Так задумайтесь, – вздохнула она.
– Простите, не понял?
– Задумайтесь об этом, – повторила она чуть-чуть погромче и вновь углубилась в созерцание мелькавших за окном ночных картин. Мне кажется, это связано не только с временем и пространством. Я испытываю донельзя странное чувство…
– И что же вы чувствуете?
– Мне кажется, что я таю, ну, как будто теряю вес. Чем дальше мы едем, тем легче я становлюсь. Разве это не странно? Может быть, и вы испытываете нечто подобное?
– Признаться, нет.
– Так не теряйте же времени зря! Расслабьтесь. Сначала невесомыми станут ваши ступни, затем лодыжки, потом колени… Останется только ваша одежда!
Он озадаченно покосился на соседку, но так и не смог увидеть ее лица.
– Ну так давайте, – шептала она. – Расслабьтесь! Снимите все зажимы! Ну как, получается?
– Я действительно начинаю что-то чувствовать.
Он откинулся на спинку сиденья.
– Не надо ничего говорить, просто расслабьтесь, – продолжала она, не оборачиваясь.
– Уже, – пробормотал он, принявшись массировать колени руками. – Почти…
– Не лгите!
– С чего вы взяли, что я лгу?
– Мужчины привыкли лгать, – они всю жизнь только этим и занимаются. Пора бы и остепениться.
– Нет-нет, – запротестовал он. – Я действительно это чувствую!
– Я рада за вас. Только не надо так волноваться. Какое странное чувство, правда?