Сборник 4 ЛЕКАРСТВО ОТ МЕЛАНХОЛИИ
Шрифт:
— Где же ему быть? — Мартинес высоко поднял красивую подарочную коробку. — Вот он, наш подарок друг другу.
— Ваменос, манекен у тебя?
— Вот он!
Жуя старый сигарный окурок и разбрасывая вокруг снопы искр, Ваменос вдруг оступился. Манекен упал, перевернулся раза два и с грохотом полетел вниз по ступеням.
— Ваменос! Болван! Растяпа!
Манекен тут же был отобран у Ваменоса. Подавленный Ваменос оглядывался вокруг так, словно что-то потерял.
Мануло щелкнул пальцами.
— Эй, Ваменос, надо отпраздновать. Пойди-ка, возьми вина в долг.
Ваменос
Друзья внесли костюм в комнату. Мартинес задержался в коридоре. Он смотрел на Гомеса.
— У тебя больной вид, Гомес.
— Так оно и есть, я болен, — сказал Гомес. — Что я наделал? — Он кивнул в сторону комнаты, где двигались тени трех приятелей, возившихся около манекена. — Я выбрал Домингеса, бабника и волокиту. Ладно. Я выбрал Мануло, который пьет, но зато поет голосом нежным, как у девушки. Хорошо. Вильянасул читает книги. Ты, по крайней мере, моешь за ушами. Но что я сделал дальше? Стал я ждать? Нет. Я захотел купить этот костюм немедленно. И для этого я взял в партнеры неотесанного чурбана и дал ему право надевать мой костюм… — Он растерянно умолк. — Он наденет его, упадет в нем в грязь или выйдет под дождь… Зачем, зачем я сделал это?
— Гомес, — послышался шепот Вильянасула из комнаты. — Костюм уже готов. Иди взгляни, как он выглядит при свете твоей лампочки.
Гомес и Мартинес вошли.
В центре комнаты на манекене висело фосфоресцирующее чудо, белое, сияющее видение с необыкновенно отутюженными лацканами, с потрясающе аккуратными стежками и безукоризненной петлицей. Белый отблеск костюма упал на лицо Мартинеса, и ему показалось, что он в церкви. Белый! Белый! Словно самое белое из всех белых ванильных мороженых, словно парное молоко, доставляемое молочником на рассвете. Белый, как одинокое зимнее облако в лунную ночь. От одного его вида в этой душной летней комнате дыхание людей застывало в воздухе. Даже закрыв глаза Мартинес его видел Он знал, какого цвета сны будут сниться ему в эту ночь.
— Белый… — шептал Вильянасул — Белый, как снег на вершине горы возле нашего городка в Мексике; эту гору называют Спящая.
— Повтори, что ты сказал, — попросил его Гомес.
Гордый и несколько смущенный Вильянасул был рад повторить.
— …белый, как снег на вершине горы, которую называют…
— А вот и я!
Они испуганно обернулись. В дверях стоял Ваменос с бутылками в руках.
— Празднуем! Глядите, что я принес! А теперь скажите, кто же наденет костюм сегодня? Я?
— Сейчас уже поздно, — возразил Гомес.
— Поздно! Всего четверть десятого.
— Поздно? — возмущенно повторили остальные. — Поздно?
Гомес попятился назад от этих людей, которые горящими глазами смотрели то на него, то на костюм, то в открытое окно.
За окном внизу был, в сущности, чудесный субботний вечер, и в теплых спокойных сумерках плыли женщины, словно цветы, брошенные в тихие воды ручья. Печальный стон вырвался из груди мужчин.
— Гомес, у меня предложение. — Вильянасул смочил языком кончик карандаша и на листке блокнота составил расписание. — Ты носишь костюм с девяти тридцати до десяти, Мануло — до десяти тридцати, Домингес — до одиннадцати, я — до половины двенадцатого, Мартинес — до двенадцати, а…
— Почему я должен быть последним? — недовольно воскликнул Ваменос.
Мартинес быстро нашелся и сказал с улыбкой:
— А ведь после двенадцати самое лучшее время, дружище.
— Это верно, — согласился Ваменос. — Я не подумал об этом. Ладно.
Гомес вздохнул.
— Хорошо. Каждый по полчаса. Но с завтрашнего дня, запомните, каждый из нас надевает костюм только раз в неделю. А в воскресенье мы тянем жребий, кому надеть его еще раз.
— Мне! — со смехом воскликнул Ваменос. — Я везучий.
Гомес крепко ухватился за Мартинеса.
— Гомес, ты первый. Надевай же, — подтолкнул его Мартинес.
Гомес не мог оторвать глаз от злополучного Ваменоса. Наконец жестом отчаяния он сорвал с себя сорочку.
— Э-эх!
Тихий шелест полотна — чистая сорочка.
— Ох!..
Как приятна на ощупь чистая одежда, думал Мартинес, держа наготове пиджак. Как она приятно шуршит, как приятно пахнет!
Позвякивание пряжек — брюки; шелест — галстук, подтяжки. Шорох — Мартинес набросил пиджак, и он ловко сел на податливые плечи Гомеса.
— Ole!
Гомес повернулся, как матадор, в чудесном, излучающем сияние костюме.
— Ole, Гомес, ole!
Гомес отвесил поклон и направился к двери.
Мартинес впился глазами в циферблат своих часов. Ровно в десять он услышал чьи-то неуверенные шаги в коридоре, словно человек заблудился. Он открыл дверь и выглянул.
По коридору бесцельно брел Гомес.
У него больной вид, подумал Мартинес. Нет, у него потерянный, потрясенный, удивленный вид.
— Сюда, Гомес, сюда!
Гомес круто повернулся и наконец нашел дверь.
— О, друзья, друзья, — сказал он. — Друзья, вы не представляете!.. Этот костюм, этот костюм!..
— Расскажи нам, Гомес! — попросил Мартинес.
— Не могу, не могу! — Гомес возвел глаза к небу, поднял кверху широко раскинутые руки.
— Расскажи, Гомес!
— Нет слов, нет слов. Вы должны увидеть сами. Да, да, сами… — Он молчал, тряся головой, пока не вспомнил, что все стоят и ждут. — Кто следующий? Мануло!
Мануло в одних трусах выскочил вперед.
— Я готов!
Все засмеялись, закричали, засвистели.
Мануло, надев костюм, ушел. Его не было двадцать девять минут и тридцать секунд. Он вошел в комнату, не отпуская ручку двери, он держался руками за стену, он ощупывал собственные руки, проводил ладонями по лицу.
— Дайте мне рассказать вам, — наконец промолвил он. — Compadres, я зашел в бар. Нет, я не заходил в бар, слышите? Я не пил. Потому что пока я шел туда, я уже начал смеяться и петь. Почему? Почему? — спрашивал я сам себя. Потому, что от этого костюма мне стало веселее, чем от вина. От этого костюма я стал пьян, пьян, пьян! Поэтому я зашел в закусочную "Гвадалахара", играл там на гитаре и спел четыре песни очень высоким голосом. Этот костюм, ах, этот костюм!