Сборник БОНУСОВ к серии «Непристойное»
Шрифт:
– Фей. Ты знаешь ее? Я Шона, ее подруга. Я…я не слышала о ней больше года и…
– Убирайся, - я перебил ее.
– Но…
– Убирайся, - я кинул стопку наличных ей на колени и вытащил кошелек. Я бросил еще сотню. – Сейчас же.
Шона не тратила времени. Она схватила деньги и выскочила из машины.
Я наблюдал, как она перебегала парковку. Ненависть заполнила меня, пока я наблюдал, как исчезают из вида ее слишком худые ноги. Я не мог объяснить этого. Я не мог отрицать то, что чувствовал себя на стороне ненависти и одиночества. Я вытер рвоту со своего члена и выкинул
Этого не произошло, пока я не подъехал к подъездной дорожке Кейдена, когда стыд вернулся обратно, всплывая, как и всегда. И я понял, что ненавидел не Шону. Я ненавидел себя.
Самый конец.
Тейлор, 72 года.
Темно. Поздно. Единственный свет исходил от флуоресцентной лампы в коридоре. Тот же свет, что и каждую ночь. Тот же свет, который был моим ночным освещением около двадцати четырех лет. Именно столько я просидел в тюрьме.
Я думал, что выберусь. Что, в итоге, вернусь к своей жизни. Вернусь к своей малышке Фей. Но ни один апелляционный суд не принимал моего дела. Никто не учитывал то, что я невиновен. И я невиновен. Каждый, кто думал, что я виноват, - неправ. Может Фей и была ребенком, но она была моей и любила меня, - каждый раз, когда я касался ее, она любила меня больше, а я - ее.
У меня было достаточно времени подумать над этим. Подумать над реальностью того, что я сделал. Я был плохим человеком, даже я мог это признать. Я отмывал деньги, совершал грязные поступки, что делало меня богатым и успешным. Но любовь к Фей не была в этом списке. Любовь к ней - самое лучшее в моей жизни. Яркий свет в темноте, которая простиралась в моем мире.
Мой член прижался к ткани моей формы. Я потянулся в штаны и вытащил его. Джо, мой сокамерник, который спал на нижней койке, его перевели в одиночную камеру немного раньше сегодня, поэтому я был наедине со своими мыслями и членом.
Образ Фей многолетней давности выскочил в моей голове. Это всегда была она. Она была единственной женщиной, о которой я думал, - даже после всех этих лет. Была поздняя ночь, когда я приехал домой с работы. Я уезжал на неделю или больше по делам. Поездка была для того, чтобы я справился с некоторым хреновым дерьмом. Я чертовски выдохся, но мне необходимо было увидеть Фей. Она была единственной спасительницей в моем мире, ради чего стоило жить.
Я вспомнил, как распахнул дверь в ее комнату. Она лежала в кровати, одетая в фиолетовую ночную рубашку. Ту, которая была моей любимой, и мой член ожил от одного ее вида. Я купил ночнушку для нее всего через несколько месяцев после ее тринадцатилетия. Я шагнул внутрь и тихо закрыл дверь.
– Папочка? – прошептала она, и мой член запульсировал жестче, когда я развернулся.
– Я дома, малышка Фей.
– Я скучала, папочка.
Я погладил свой член, вспоминая те слова. Я скучала, папочка. Мой член разрядился на мой живот. Именно так далеко я заходил в воспоминания, перед тем как кончить. Я даже не думал о том, как нагибал ее той ночью и трахал, или то, как она шептала, как сильно она любит меня.
Я освободил свой обмякший член и вздохнул. Все всегда одинаково.
– Я скучаю, малышка Фей.
– Разве?
Я подпрыгнул от звука голоса рядом с моей головой.
– Чт…
– Разве ты скучаешь по ней, пап?
Свет озарил мою камеру, когда захлопнулась толстая стальная дверь. Я прищурился от яркого света.
– Ретт?
– образ моего сына появился перед моими глазами, когда они привыкли к свету.
– Что ты здесь делаешь?
– я не видел своего сына с вынесения приговора. Он сидел в толпе, один, наблюдая за мной с полными презрения глазами. Но меня это не волновало, совсем нет. Он не был тем, кто имел значение. Фей имела значение.
– Скучал по мне, пап? Сколько прошло, больше двадцати лет?
Ретт теперь был старше. Ему за пятьдесят.
– Как?
– я не мог впихнуть в свою голову саму идею, что он был в камере со мной. Мой собственный сын. Сын, который никогда не навещал меня. Сын, который помог засадить меня в тюрьму. Сын, который забрал мою малышку Фей.
– Какого хрена ты здесь?
– я попытался сесть, но он прижал руку к моей груди, вынуждая лечь. Я не был таким сильным, как раньше, - мне было за семьдесят теперь, и годы не были благосклонны ко мне.
– Я ждал момента, чтобы прийти сюда, очень долго.
– Что это должно означать?
– Это значит, что заняло годы, чтобы получить доступ, к тому что я хотел. Иметь возможность прийти сюда и увидеть тебя.
– Ты мог бы прийти в приемное время, как Фей, - я хотел ткнуть его лицом в это, что она приходила увидеть меня. Может, это и было двадцать лет назад, но она приходила. Она приходила ко мне во всей своей красе и великолепии. Она сделала что-то сама, моя малышка Фей. Она стала кем-то без меня. Это раздавило меня, уничтожило меня.
Он заскрипел зубами и сильнее вжал свою руку в мою грудь.
– То, чего я хотел, не могло произойти в приемные часы, папа.
Смешок сорвался с моих губ. Он не прозвучал так же горько, как ощущение у меня в груди.
– Над чем ты смеешься?
– лицо Ретта покраснело.
– Может, ты все-таки больше всего похож на меня. Пришел сюда, чтобы уничтожить меня? Избить до бесчувствия?
– Ретт сузил свои глаза. Еще больше смеха сотрясало мой живот. – Ну, что же ты, бей меня, Ретт. Старика. Вот кто я. Ты проделал такой путь сюда среди ночи, чтобы избить старика!
– Я пришел сюда, что сказать тебе все, что никогда не способен был сказать.
– О, Боже. Не могу дождаться, чтобы послушать о твоей жалкой жизни, - Ретт всегда был никчемным в моих глазах. Слишком мягким. Слишком простым. Потом, когда он стал адвокатом, его слишком затянуло в правильное-неправильное. Он делил мир на белое и черное. Мне это не нравилось. Я знал лучше, чем кто-либо, что скрывается в сером.
– Она вышла за меня замуж. Твоя малышка Фей, - он выплюнул слова.