Сборник "Монах" Книга 1-3
Шрифт:
Лес был стар и мудр. По-своему, по-лесному мудр. Сотни тысяч лет рос этот гигантский организм, собирал информацию, запоминал ее на веки вечные, и настал момент, когда он осознал себя как существо, как сущность. И еще сотни тысяч лет строил себя, устраивая, настраивая под себя то пространство, в котором обитал. Если бы на Земле все растения могли объединиться в единое существо, кто знает, может, и там был бы свой живой Лес?
Андрей хмыкнул и покачал головой – откуда он знает, может, и на Земле был такой лес? Просто с ним не сумели связаться, или он не захотел связаться с людьми. Может, он воюет с людьми, насылая на них страшные болезни, а люди до сих пор и не подозревают о своем противнике, сжигая
Здешний Лес весьма преуспел в изготовлении слуг. Так, например, сплавить человека и животное, лошадь, не смог бы ни один ученый Земли.
«Странно, почему твари… слуги не выходят за пределы Леса? Стоп! А как же те, в ком есть споры? Они-то выходят! Но зараженные спорами не стали слугами. Они потенциальные слуги. Возможно, что на большом расстоянии Лес просто не может управлять своими «конечностями»? Интересная картина получается – слуги частично имеют свою волю, а частично они органы Леса. И осознают это. Но не заметил, чтобы такая ситуация их как-то беспокоила. Промывает мозги? Запросто.
И кстати про те случаи, когда оживали мертвецы и набрасывались на окружающих, – очень интересная картина получается! Споры спят, организм не мутирует, пока человек жив. Как только он умирает, то превращается в зомби, набрасывается на людей и пытается убить. Хм… тогда странно – если большинство заражены спорами, тогда почему не все становятся зомби? Более того, эти случаи редки. Лес про это промолчал. Впрочем, а кто его спрашивал? Попробую догадаться сам. Мутируют в зомби те, кто погиб насильственной смертью, как Идраз? Тоже не факт. А может, все проще – механизм мутации пока не обкатан и не все могут становиться зомби? Нужно будет спросить Урхарда. Впрочем, какая мне разница? Вообще-то по-хорошему нужно валить отсюда к чертовой матери, это не мое дело. Улаживать отношения между скоплением деревьев и деревушкой, оказавшейся поблизости! У меня другие цели!
Какие цели? Ну-ка, давай разберемся. Итак: я попал в этот мир, чтобы уничтожить исчадий, чтобы люди жили хорошо (понятие растяжимое, но буду считать, что оно исчерпывающее). Я уничтожил Артефакт, который питала энергия смерти, питали освобожденные души убитых исчадиями людей. Исчадия лишились своей магической силы… хм… должны были лишиться, а лишились или нет, я же не знаю. Пока не знаю. Но должны были. Будем считать – лишились. Но остались на своих местах, остался на месте император, правивший Славией, остались на месте все те, кто измывался над народом. И что толку в том, что я уничтожил Артефакт, ведь все осталось на своих местах! А значит, мне нужно вернуться в Славию и закончить начатое. Вернуться с большой армией и очистить это государство от наросшей грязи, как очищают брюхо корабля от ракушек, иначе плыть дальше невозможно. Объединить два государства в одно – могучее, человечное, светлое!.. А там… там видно будет. Жить. Жить дальше, как все нормальные люди. Потихоньку толкать прогресс, «изобретать» всякие штуки, и… как я скучаю по Шанти, кто бы знал! Где ты, моя сестричка?! Где ты, ехидная драконица? Где-то есть… чувствую – есть. Тянется ниточка, тянется. Чувствую – жива, проказница. Ничего, подожди немного, сейчас я пристрою этих «освобожденных женщин Востока» и приду к тебе. Так хочется заглянуть в твои глаза – драконьи ли, человечьи, без разницы. Главное, чтобы ты была рядом.
Хм… я что, влюблен в драконицу? Дурно как-то звучит… любовь между человеком и полуторатонной рептилией? Вот уж всем извращениям извращение! Да, Андрюха, ты перещеголял всех извращенцев мира, начиная с неандертальца по имении Ыыых и заканчивая Калигулой. Или кто там еще отметился в истории особо прихотливыми пристрастиями… что-то я плохо разбираюсь в извращенцах.
А почему извращение? Если она умеет принимать облик человека так, что ее нельзя отличить от человека, тогда что? Все в этом мире иллюзия. Реальность, данная нам в ощущениях, – так нас вроде учили? Так вот, я ощущаю женщину, я вижу женщину, я люблю эту женщину, почему я должен от нее отказываться? Потому, что она сама создала себе это человеческое тело? Потому, что дала его ей не мать? Потому, что может изменять это тело?
Даже интересно – она каждый раз может сделать новый облик. Каждый день выглядеть иначе… хе-хе-хе… так, может, в этом секрет долгой и мирной семейной жизни? Как сказал герой одного фильма: «Как представлю, что она мечется по квартире перед глазами – туда-сюда, туда-сюда! И сразу не хочется жениться!» А тут – каждый день новая женщина, но при этом одна и та же! Смешно, ага… Эх… не везет мне в смерти, повезет в любви, да? Мне и в смерти не везет, и в любви… все мои любимые женщины гибнут… а я живу и живу… как проклятый.
А как же Беата? Что с Беатой? Хм… интересно, как бы отреагировала Шанти на наличие у меня жены, притом беременной жены? Что бы она сказала по этому поводу? Небось такое, что у меня бы сразу уши в трубочку скрутились.
И все-таки надо покопаться в себе: что с Беатой? Люблю я ее или нет? До того как мне вправили мозги, считал – люблю. А теперь? Теперь считаю так же? Вот ведь вопрос… И ответ один: не знаю. Да, она мне приятна как женщина, я хочу ее, мне приятно заниматься с ней сексом, она умненькая и вообще хорошая девчонка. Но хочу ли я остаться с ней на всю свою жизнь? Или лучше сказать по-другому – хочу ли я потащить ее с собой туда, где ей будет грозить опасность, туда, где я могу погибнуть, в эту кровь, грязь, смерть? Остаться я не могу – это точно, я должен уйти, и тащить ее тоже не собираюсь. А значит – расставание. От одной этой мысли сводит скулы. Приедем в деревню – поговорю с ней и с Урхардом. Ну и с Аданой, само собой.
Хм… как мне попасть в Славию, если я даже не знаю, где нахожусь? Северный материк – это ясно. Язык этих людей похож на тот язык, на котором разговаривали северные агрессоры, напавшие на Балрон. Я помню тот язык. Он отличается меньше, чем русский и украинский языки, но все-таки отличия есть. Путь один – идти на побережье, разговаривать с мореходами, искать возможность переплыть море. Как еще-то мне попасть в Балрон? Так в Балрон или в Славию? Само собой вначале в Балрон, потом в Славию. С хорошей, крепкой армией, вооруженной по последнему слову техники.
Итак, я иду на побережье, каким-то образом перебираюсь в то место, откуда в Балрон отправились захватчики, узнаю, как мне добраться до материка, и… просто так все получается, ага! «Нарисуем – будем жить»! Ну а кто сказал, что будет легко? Не будет легко. Но проще, чем стать императором Балрона. Не надо слишком уж нагнетать! Как говорят в народе, глаза боятся, а руки делают. Вот только закончу здесь, и вперед, на родину.
На родину?! Вот хохма! Я что, считаю родиной Балрон? А почему нет… там могилы моих любимых женщин. Что меня удержало бы на Земле? Я там никому не нужен, кроме своих врагов, желающих всадить мне пулю в лоб. А тут… тут у меня друзья, враги, любовь – все, что нужно мужчине для счастливой жизни! Да, этот мир незаметно стал моим домом, и другого ничего я не хочу».
– …Эй, ты чего там, уснул?! – ворвался в голову голос Урхарда. – Мы уже подъезжаем! Быстро бегают эти гологрудые! Рожи-то не строй, красавица! Грудь у тебя – что надо! Так что я тебя, получается, похвалил! Фу, грубая какая! Ты и когда человеком была, точно была такой же грубой. Расскажи, как ты стала слугой хозяина? Ну расскажи, что ли? Или ты не помнишь ничего?
– А ты-то помнишь? – усмехнулась кентаврица. – Ты ведь тоже слуга, только еще не преобразившийся. Вот станешь слугой – и расскажешь. Сам себе.