Сборник произведений
Шрифт:
Он заглянул в мой стакан.
– Тошнит меня, когда я гляжу, как ты пьешь эти помои.
– А мне от твоей дряни, думаешь, лучше?
Эйс пожал плечами.
– О вкусах не спорят. Так ты думай, ага?
Ладно.
Вскоре Эйс пошел играть в карты, а я отправился гулять – мне надо было подумать.
Пойти в кадровые? Кроме всяких разговоров об офицерском училище – хочу ли я становиться кадровым? Я ведь пошел на службу, чтобы получить гражданские права, так? А если пойду в кадровые, то буду так же далек от права голосовать, как если бы вовсе не служил… потому что пока носишь форму, голосовать нельзя. Конечно, так и должно
Стало быть, я хотел выслужить свое избирательное право.
Или нет?
Меня на самом деле так заботила политика? Нет, просто это престижно и почетно – иметь статус гражданина.
Или не поэтому?
Я даже для спасения собственной жизни не смог бы разобраться, зачем пошел на службу.
В конце концов, гражданин – это не просто имеющий право голоса, наш лейтенант был гражданином в высшем смысле этого слова, пусть он и не прожил так долго, чтобы успеть хоть раз проголосовать, – он «голосовал» каждый раз, когда шел в десант.
И я тоже!
В мозгу моем будто зазвучал голос подполковника Дюбуа:
– Гражданство – это вопрос личного отношения, состояние сознания, подсознательная уверенность в том, что целое больше части… и эта часть может гордиться, если отдаст жизнь за то, чтобы целое продолжало жить.
Я все еще не знал, стремлюсь ли заслонить своим одним-единственным телом «родной дом от бедствий войны» – меня все еще трясло перед каждым броском, а «бедствия» выходили очень уж опустошительными. Но все же теперь я понимал, о чем хотел сказать подполковник Дюбуа. МП – это мое, а я полностью принадлежу МП. Что делает вся МП, то делаю и я. Патриотизм для меня слишком туманен и непонятен, но МП заменила мне покинутую семью и братьев, которых у меня никогда не было, и была мне ближе, чем даже Карл. И если я оставлю ее, я пропал.
Так почему бы мне не пойти в кадровые? Отлично. Но что же делать с училищем? Это же совсем другое дело. Я вполне мог себе представить, как отслужу двадцатку, а затем буду прохлаждаться, как описывал Эйс: на груди – планки, на ногах – тапочки… или вечер в Клубе ветеранов, воспоминания о былых временах с товарищами… Но училище? Теперь я услышал Эла Дженкинса – как-то мы спорили о подобных вещах:
– Я рядовой! И собираюсь рядовым и остаться! Пока ты рядовой, с тебя и спросу никакого, кому это надо – быть офицером? Или пусть даже сержантом? Дышишь ведь тем же самым воздухом, верно? И ешь то же самое. Ходишь в те же места и точно так же идешь в бросок. Одна разница – забот никаких!
Эл попал в точку. Что мне дали эти лычки – только лишние неприятности.
И все-таки я знал, что стану сержантом, если мне предложат. Отказаться нельзя – в армии нельзя отказываться, следует выполнять, что говорят. Например, сдавать экзамены.
Но неужели это можно? Неужели я могу стать таким же, как лейтенант Расжак?
И я не заметил, как ноги привели меня прямо к училищу. Вот уж не думал, что меня сюда занесет! На плацу гоняли рысью роту кадет, и выглядели они точно как салажата в учебном лагере. Солнце припекало, и казалось это все не таким заманчивым, как, скажем, треп в «предбаннике» «Роджера Янга» – там-то меня никто не заставит маршировать дальше тридцатой переборки – я уже закончил свою учебку, можно сказать, свое отмаршировал.
Я немного поглазел на них, взопревших в своей форме, я послушал, как их отчитывают – тоже сержанты. Да, неделя воспоминаний. Я покачал головой и пошел прочь – прямиком в наши казармы и в офицерской половине нашел комнату Джелли.
Он был дома, сидел, задрав ноги на стол, и читал журнал. Я постучал по косяку. Он поднял глаза и буркнул:
– Ну?
– Серж… то есть лейтенант…
– Давай, выкладывай!
– Сэр, я хочу стать кадровым военным. Он опустил ноги под стол:
– Протяни сюда правую руку.
Затем, обругав меня на чем свет стоит, вытянул ящик стола и достал оттуда мои документы.
Он уже приготовил их. Бумаги только ждали моей подписи. А я даже Эйсу не сказал. Каково?
Глава 12
Для офицера отнюдь не достаточно одного только опыта. Он должен быть джентльменом с широким образованием, манерами, неизменной вежливостью и чувством собственного достоинства… Заслуги подчиненных не должны избегать его внимания, даже если наградой за них будет только похвала. И напротив, он не должен закрывать глаза ни на один проступок подчиненного… Как бы ни были верны политические принципы, за которые мы сейчас сражаемся, кораблями нужно командовать по системе абсолютного деспотизма. Мне кажется, я достаточно ясно объяснил вам, какая ответственность на вас ложится. Мы должны добиться максимума с теми средствами, которые у нас в наличии.
«Роджер Янг» вновь вернулся на базу за новыми капсулами и новой живой силой. Эл Дженкинс получил искупление грехов, прикрывая отход; тогда же погиб и падре. И меня следовало заменить. Теперь я носил новенькие лычки сержанта (вместо падре Мигелаччо). Однако у меня было предчувствие, что, как только я уйду с корабля, эти лычки тут же наденет Эйс – я их носил скорее так, для пущей важности. Прощальный подарок от Джелли – меня ведь отправляли в училище.
Все же это не мешало мне гордиться ими. С космодрома я вышел с задранным носом и пошел к пропускному пункту – поставить штампы в мои бумаги. Пока ими там занимались, сзади прозвучал солидный, вежливый голос:
– Простите, сержант, это катер, который только что прибыл, – с «Роджера Янга»?..
Я обернулся, взглянул на его рукав – небольшого роста сутуловатый капрал, наверное, один из наших…
– Папа!
Капрал протянул руки ко мне:
– Хуан! Джонни, маленький мой…
Я обнял его, поцеловал и, похоже, заплакал. Наверное, штатский клерк за конторкой впервые в жизни видел двух целующихся младших командиров. Если б я заметил, что у него хоть брови подняты – по стенке размазал бы. Но я его вообще не замечал – занят был. Потом вспомнил, что надо забрать у него мои бумаги.
К этому моменту мы уже просморкались и бросили смешить народ.
– Папа, пойдем посидим где-нибудь. Я о многом хочу с тобой поговорить. – Тут я глубоко вздохнул. – Я думал, ты умер.
– Нет, хотя мог. Раз или два. Но, сынок… Сержант, мне действительно нужно знать, что за катер сейчас приземлился. Видишь ли…
– А, это… Он с «Роджера Янга». Я…
Отец ужасно расстроился.
– Тогда мне нужно поторапливаться. Я должен прибыть и доложиться. Но ты ведь скоро вернешься на борт, верно, Хуанито? Или у тебя отпуск?