Сборник рассказов
Шрифт:
Минут пять мы пили молча, исчерпав тему для разговора. Опять зазвонил телефон, но на сей раз он сделал вид, что не слышит. Телефон умолк, и он, точно вспомнив что-то, снова включил телевизор. Изображение вернулось. Комментатор программы новостей продолжал талдычить про изменение цен на нефть, водя указкой по диаграмме.
— Надо же, он и не заметил, что мы выключили его на целых пять минут…
— Точно… — сказал я.
— А почему? — Думать было неохота, и я покачал головой. — Выключаешь телевизор, и в этот момент кто-то перестает существовать. Кто —
— Можно и по-другому рассуждать, — сказал я.
— Разумеется, есть куча возможностей рассуждать по-всякому. В Индии, например, благодать, пальмы тебе кокосовые растут, а вот в Венесуэле — кошмар, там, видишь, политических преступников сбрасывают с вертолетов…
— Да…
— Что говорить о других… Бывает в жизни и так: о похоронах речи нет и мертвечиной от него не пахнет, а человек-то уже неживой. Я молча кивнул. Потрогал пальцем зеленые листья эуфорбии.
— Если честно, то у меня есть шампанское, — сказал он с серьезным видом. — Из Франции, отличная штука. Выпьем?
— Может, лучше оставить для какой-нибудь барышни? Он разлил охлажденное шампанское в чистые стаканы и поставил их на стол.
— Неизвестно, — сказал он, — зачем, собственно, его пьют? Просто бывают такие моменты, когда торжественно откупоривают шампанское.
— В самом деле.
Мы, значит, "торжественно откупорили шампанское". И принялись болтать о парижском зоопарке и его обитателях.
В конце года я попал на вечеринку. Каждый год в районе Роппонги снимали целиком ресторанчик и устраивали проводы Старого года. Там было неплохое фортепианное трио, вкусно кормили, подавали отличное вино. Знакомых почти не было, и я счел за благо отсиживаться в углу. Премилое было сборище, я благодушествовал.
Но, конечно, не обошлось без знакомств. И пошло-поехало: ax, ox, рад познакомиться, да что вы говорите, в самом деле, действительно, надо же! С любезной улыбкой я выжидал момент, когда можно было бы взять еще порцию виски и ретироваться в свой угол, чтобы продолжить глубокие размышления о судьбах государств и столиц южноамериканского континента.
Однако женщина, с которой меня познакомили, последовала за мной до моего места с двумя стаканами виски с содовой.
— Я попросила, чтобы нас познакомили, — сказала она. Она не была красавицей из тех, что глаз не оторвешь, но, как говорится, ужасно мила. Дорогое платье из голубого шелка сидело на ней великолепно. Наверное, ей было где-то года тридцать два. Впрочем, она вполне могла бы выглядеть моложе, если бы захотела, но, видно, не было в этом нужды. На пальцах у нее я заметил целых три кольца. На губах блуждала усмешка, легкая, как летние сумерки.
Я не речист и предпочел так же, как она, молча улыбаться.
— Вы страшно похожи на одного моего знакомого.
— О! — поразился я. Банальная фраза, которая была в ходу в мои студенческие годы, в пору ухажерства. Женщина же явно не принадлежала к тем, кто пользуется избитыми трюками.
— Вы похожи на него невероятно — и лицом, и фигурой, и манерой говорить… Всем обликом. Я наблюдаю за вами с тех пор, как вы появились.
— Хотелось бы взглянуть на того, с кем у меня такое сходство, — сказал я. И эта реплика всплыла откуда-то из прошлого.
— Правда?
— Да, хотя мне и страшновато.
Ее улыбка на мгновение ушла вглубь, но тут же вернулась.
— Это невозможно, — сказала она. — Уже пять лет, как он умер. Как раз в вашем возрасте. Это я его убила.
Фортепианное трио закончило очередное выступление на эстраде, вокруг рассыпались аплодисменты.
К нам подошла девица, исполнявшая на вечере роль хостессы — хозяйки.
— Вы, я вижу, увлечены беседой? — Да, — сказал я.
— Конечно, — дружелюбно подтвердила моя собеседница. Хостесса спросила:
— Хотите сделать заявку? Они могут исполнить вес. что захотите. — Нет-нет, все отлично, мне нравится, что они играют… А вам? — Мне тоже.
Хостесса с улыбкой перешла к следующему столику — Любите музыку? — спросила женщина
— Если мир вокруг хорош и музыка хороша, то да.
— В хорошем мире не может быть хорошей музыки, — сказала она. — В хорошем мире воздух ведь не вибрирует.
— Вот именно.
— Помните фильм с Уорреном Бити, где он играет на фортепиано в ночном клубе?
— Нет, не видел.
— Одну из посетительниц клуба, бедную, несчастную женщину, играет Элизабет Тейлор, и Уоррен Бити предлагает ей заказать какую-нибудь мелодию.
— И что же, — спросил я, — заказала она что-нибудь?
— Не помню… Фильм-то старый. Она отпила виски, и кольца на ее пальцах засверкали. — Неприятное слово «заявка». Чувствуешь себя каким-то ущербным. Как будто берешь книгу в библиотеке. Не успеет эта музыка начаться, как хочется, чтобы она поскорее кончилась.
Она сунула в рот сигарету, я зажег спичку.
— Да, — сказала она, — мы ведь говорили о том, кто был похож на вас.
— Каким образом вы его убили?
— Запихнула в пчелиный улей.
— Шутите, надеюсь…
— Шучу, — согласилась она.
Вместо того чтобы вздохнуть, я глотнул виски.
— По закону я, вообще-то, не убийца. — сказала она, — И по совести тоже.
— Ни по закону, ни по совести вы не убийца. — Мне не хотелось развивать эту тему, и я подытожил суть дела. Но вы убили человека.
— Да, — охотно подтвердила она. — И он был очень похож на вас. Музыкант заиграли что-то знакомое. Какую-то старую вещь, но я не мог вспомнить название.
— Дело не заняло и пяти секунд. — сказала она, — я имею в виду убийство.
Некоторое время мы молчали. Она, видно, любила помолчать.
— Вы никогда не думали о том, что же такое свобода? — спросила она.
— Иногда, — ответил я, — а почему вас это интересует? Вы смогли бы нарисовать маргаритку?
— Пожалуй… Совсем как тест на интеллектуальные возможности.
— В этом роде, — засмеялась она.
— Ну и что, я выдержал?
— Да, — засмеялась она.
— Спасибо, — сказал я. Зазвучал "Прощальный вальс".