Сборник рассказов
Шрифт:
Я старика мыть люблю, в корыте. Он голодный, долго не выдерживает. Но я промою, кулачком по бокам пройдусь.
Этот раз он еле дышал. Завернул его в простыню, на постель кинул, одеялом прикрыл... Очухливайся, родимый.
...Свет погасил. Картошку поел. Я во тьме люблю есть. Походил по комнате, заложив руки в штаны...
Вопросительность во мне растет, а жизнь - это вялое бормотание...
Постучал стулом...
Господи, когда же я к тебе улечу?!
Чeрное зеркало
Семeн Ильич, или попросту Сeма, как звали его в узкой среде нью-йоркских русских эмигрантов, почти умирал. Впрочем,
Следовательно, он умирал из-за отсутствия божества. Он отлично понимал, что такая цивилизация - рано или поздно - обречена.
Но ему было в высшей степени наплевать на судьбу современной цивилизации. Единственное, что его интересовало, - это его собственная судьба. Какое дело ему, в конце концов, до этого проклятого мира, проклятие которому давно произнесено ясно и свыше.
Он ко всему этому не имел отношения.
...Семeн Ильич жил в какой-то трущобной комнатушке в районе для бедных в Нью-Йорке.
Как и почему он продолжал существовать? Это для него было совершенно неясно, более того, абсолютно не интересовало. Он существует и продолжает существовать - а почему, одному Богу известно.
В его трущобной комнатке почти не было мебели, если не считать мебелью два-три ободранных сумасшедшими котами стула. На самом деле вовсе не сумасшедшие коты драли их: в его странную квартиру заходили и правда сумасшедшие, но люди обездоленные, так называемые проигравшие.
Согласно официальной точке зрения этого общества, все люди в нем разделялись на "выигравших" и "проигравших".
Действительно, его стол и стулья уносили так называемые проигравшие. На то они и проигравшие, нищие, презираемые. Но, как ни странно, сам Семeн Ильич не считал себя проигравшим.
Посредине комнаты висело огромное черное зеркало.
В этом черном зеркале, в котором ничего не отражалось, он видел свою судьбу. Ту судьбу, что интересовала его больше всего.
Ему было страшно. Неужели его судьба сконцентрировалась в одной точке и суть той черной точки заключается в абсолютной неразгаданности? Ибо он ничего не видел в черном зеркале своей судьбы.
Он чувствовал только свою связь с Эдгаром По и с мейстером Экхартом.
"Кто я?! Кто я?! Кто я?!" - вопил Семeн Ильич посреди черного нью-йоркского неба с сатанинскими знаками вместо звезд. Кровавое нью-йоркское зарево на горизонте погружало все в низше-человеческий закон. "Я хочу познать только одно: кто есть я?" - кричал Семeн Ильич в черное зеркало, а черное зеркало не отвечало ему. В нем он не видел своего отражения - скорее, последней тайны, которую он надеялся увидеть на дне своей высшей тени.
"Да, именно когда я увижу в нем - в черном зеркале - что-нибудь разгадочное, и только тогда я пойму, почему я воплотился в этом дегенеративном мире, в котором лучше вообще не воплощаться, - думал Семeн Ильич.
– Вот когда появится в черном зеркале мое отражение, точнее, моя тайная суть, - тогда я пойму, почему я проклят - иными словами, почему я воплощен".
Потом мой герой переходил на шепот - но шептал он самому себе.
"А вы знаете, - шептал он, - как умирают старушки - смех смехом. А я, будучи в провинции, видел, как одну раздавили, собственно, она раздавилась сама, просто легла под местную электричку, в центре западного мира. И вы думаете, от трагедии, мол, дети покинули или там восьмидесятилетняя лесбиянка отказала? Как бы не так! Просто от скуки положила она седую голову под колесо - именно от скуки, чтоб получить хоть какое-нибудь реальное развлечение: чем не развлечение, действительно, быть без головы?
Ибо скука - это суть современной цивилизации, ибо если нет Бога внутри, то что остается? Одна скука и ничтожество. Вроде как у той старушки.
Но я-то, я-то, Семeн Ильич, я вам не старушка какая-нибудь западная. Как бы не так. Ну, положил семидесятилетний цивилизованный человек голову под колесо, ну, очутилась она в аду на неопределенно вечные времена. Ну и что? Таких мух - видимо невидимо.
И стоит ли проклинать этот мир, который и так проклят (как известно) самим Творцом. А что значит человеческое проклятие по сравнению с Божьим?
Увы, никаких даже сравнений на этот счет не может быть. Но мне, я повторяю, плевать на все. В том числе и на проклятие по отношению к себе. Меня интересует только моя собственная суть. Кто я? Кем я буду после смерти? Кто встретит меня там Кто придет и поцелует мой труп? Мне кажется, что в черном зеркале, которое пока хранит вечное молчание, заключен ответ!"
И Семeн Ильич прекращал шептать самому себе. Кругом были только одни крысы - их было много, уютных, в его нью-йоркской каморке.
Не получив ответа в черном зеркале, Семeн Ильич запивал на несколько дней.
Он жил в кошмарных нью-йоркских пивных, где не было даже пьяных, ибо все не замечали собственного небытия.
Семен Ильич и сам не мог уловить их существования.
Он просто пил несколько дней, ни на кого не обращая внимания. Пил, отражаясь в кружке своего пива. Он пил собственное отражение. И где-то был счастлив этим.
И наконец, свершилось.
Пять дней он пил, десять дней отдыхал. Однажды после десяти дней отдыха пришел в свою комнату, один - он всегда был один, хотя вокруг были люди. Зажег свет, подошел к зеркалу... И вдруг отпрянул. Тьма отошла, исчезла. Он явственно увидел бесконечную чистоту своего зеркала и какую-то странную картину в ней, а не чье-либо отражение. Это был убийственно-бездонный странный пейзаж, такого в окружающей реальности вовсе не существовало. Неужели зеркало может отражать то, чего не существует? Немыслимая картина привиделась ему!
Зиял жуткий провал, словно в иное пространство, средневековый пейзаж с мистическими деревьями и замками, а посреди существа, все время изменяющиеся, точно у них не было определенной формы. Может, и люди - но какие! Неужели люди могут походить на не людей?! Они казались существами многоглавыми, многорукими, и формы их были подвижные. Все это "человечество" и текло мутным вихрем посреди божественно-средневековых замков и гор...
Семен Ильич присел на стул. "Все кончено, - подумал он.
– Кончена и моя жизнь на Родине, и эта эмигрантская жизнь - все кончено. Теперь можно спокойно запить, лечь в гроб или в сумасшедший дом - все равно - или устроиться на работу учителем".