Сборник рецептов моей бабушки
Шрифт:
Это было время 90-х. Дедушка долго не мог найти работу. Я помню, что как мама и Олеся брали меня с собой на странный рынок. Мы приезжали туда к утру. Стелили на земле клеенку и выставляли на нее наши вещи. Пластинки, книги, чешские туфли бабушки. Цены писали карандашом на картонке. На этом рынке было много знакомых, которые тоже выставляли какие-то свои вещи.
Бабушка никогда не ездила с нами на такой рынок. Она только с грустью упаковывал вещи и говорила:
— Продайте хоть что-то.
Думаю ей было стыдно и грустно. Позже дедушка устроился
Мастер починил нам слив. Дедушка отдал ему пятьсот рублей и мгновенно расстроился.
— Содрал больше, чем нужно! Я бы и сам справился.
— Саша, но ему виднее, в чем была проблема, ведь он сантехник! — отвечала бабушка, пытаясь чуть-чуть смягчить дедушкину ярость.
Мастер ушел, и я радостью бежала по лестнице на пятый этаж. Где-то между втором и третьем я увидела прямоугольную бумажку. Я взяла ее в руки и прочитала «пя-ть-сот руб-лей». Какое именно количество сладостей можно купить на такую сумму я посчитать не смогла, поэтому взлетела на пятый этаж и прокричала с порога:
— Дееееед! Я нашла пятьсот рублей!
— Правда пятьсот? Может быть пятьдесят? — из зала вышла мама и взяла бумажку из моих рук.
— Пап, а ведь и правда пятьсот.
Дедушка вышел с белым лицом, которое начало принимать свой обычный оттенок. Он вязал купюру и положил ее в караман.
— Молодец, Аленка! Вернула дедушке его деньги. Кушать будешь? Иди бабушка уже борщ погрела.
И, наверное, другой ребенок забрал бы себе эти деньги, накупил бы целую гору сладостей и объедался бы ими всю неделю. Это мог сделать кто угодно, но не я. Я была очень горда тем, что помогла вернуть дедушке пятьсот рублей за ремонт унитаза. Это было мое главное достижение.
Рецепт девятый
— Артисткой тебе точно не быть
Напротив дома, где я жила стоял Дом Культуры. Я ходила туда на уроки танцев и рисования. Правда с первым не вышло, потому что на сцене мне становилось невыносимо стыдно. Артисткой мне стать не суждено (так говорила бабушка).
Дом Культуры был похож на театр, вход украшали две высоченные ели и колонны. Окна от потолка до пола, деревянные лестницы, выкрашенные в белый. Носились мы по этим лестницам вверх вниз, широкие перила подхватывали, не давали упасть.
Когда мы засиживались за рисованием до самого вечера, кто-то из старшеклассников начинал рассказывать страшилки:
— Вы знали, что раньше сюда приносили гробы? Тут и поминки проводили. Говорят, что прежний сторож каждую ночь слышал смех и топот на верхних этажах.
— Да что ты придумываешь? Это неправда!
— Правда! Спроси у кого хочешь! Даже священника несколько раз приглашали. Давайте останемся здесь на ночь и проверим!
На ночь никому не удавалось остаться, потому что охранник разгонял всех по домам. Я бежала домой, оглядываясь на каждый шорох. Всматривалась в фасад дома, ища глазами балкон квартиры № 40. Дедушка часто выходил курить. Был виден свет с кухни, наверное, ужин готов. Такие простые мысли отвлекали меня от страха.
Бабушка говорила, что в Дом Культуры, правда приносили гробы. В 90-х, наверное. Дом Культуры был чем-то вроде места, где прощались в усопшими. Ставили гроб в фойе, сидели, провожали. А потом лет через десять открыли в этом здании детскую школу искусств. Таковы контрасты.
Домом Культуры управлял директор, который появлялся раз в полгода. На самом же деле его обязанности выполняла психолог Майя Николаевна. Статная, красивая женщина лет сорока или сорока пяти. Майя Николаевна любила детей. Искренне. Просто так. Раз в неделю она приглашала нас в свой кабинет, угощала чаем и рассказала интересные истории.
Однажды Майя Николаевна нас спросила (меня и пару девчонок из группы по рисованию):
— Скажите, а на кого вы хотите быть похожими, когда вырастите?
Я стала перебирать в голове образы, которые мне приходили. Моя подруга сказала, что хочет быть похожа на певицу Алексу. Тогда я ответила, что тоже хочу быть похожа на Алексу.
Майя Николаевна внимательно посмотрела на меня и улыбнулась. В этот момент у нее зазвонил телефон:
— Да, слушаю… Нет, Евгений Станиславович. Нет. Хорошо, я вас услышала. Мы…мы поговорим с вами позже — на последнем произнесенном слове Майя Николаевна сломала карандаш пополам. Одной рукой. Меня поразил этот жест, мы переглянулись с подругой. И я подумала, что скорее всего наш директор снова звонил пьяный. Это ни для кого не было новостью. Пару раз мы видели его в коридоре, у него горели щеки, в воздухе тяжестью висел аромат чего-то терпкого.
— Я знаю толк в пьяных людях. Это что-то крепче пива — сказала я девчонке из группы.
— Откуда ты знаешь? — она удивленно уставилась на меня.
— Директор наш алкоголик! Я знаю!
Подруга многозначительно кивнула и мы побежали наверх дорисовывать осенний пейзаж.
Я помню Майя Николаевна рассказывала нам легенду про мальчика, у которого не было друзей, но была планета-звездочка, которая стала ему лучшим другом. В конце рассказ сопровождался фокусом. Майя Николаевна брала яблоко и разрезала его поперек. Внутри была звезда.
Как-то раз мама занесла Майе Николаевне квитанцию об оплате моей секции. Странно, но Майя Николаевна попросила маму остаться на пару слов, а меня оставили ждать в коридоре. Мама вышла минут через десять с покрасневшим лицом. О чем был разговор я так и не узнала.
Получается прошло больше 18 лет, а я помню Майю Николаеву как сейчас. Эти ее прямоугольные очки, короткую стрижку, добрый взгляд. Карандаш сломанный пополам. Одной рукой. Что это была за женщина!
Рецепт десятый