Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Парадоксальным образом, несмотря на пропасть, разделившую диссидентствующую и лояльную часть интеллигенции, обе группы транслировали одни и те же ценности, взгляды и образ жизни. Официальные «критически мыслящие» эксперты вроде бы являлись заложниками бюрократии. Но бюрократы тоже мечтали о переменах. Разумеется, не в интересах общества, а в своих собственных.
Они мечтали сменить неудобные «Волги» на комфортабельные «Мерседесы», серые пиджаки - на костюмы от Диора, унылые казенные дачи - на настоящие и законно присвоенные дворцы. Короче, им хотелось стать органической частью мирового правящего класса. И такой шанс им представился на рубеже 1980-х и 1990-х годов. Странным образом теперь интеллигенция и власть шли навстречу друг другу, только делая вид, будто не замечают этого.
«Истинный
Романтические лозунги («Больше демократии - больше социализма») были скоро выброшены на свалку за ненадобностью. Советская интеллигенция в качестве специфического социального слоя исчезала. Если в прежние времена провинциальный школьный учитель и столичный академик могли с основанием считать себя частью одной и той же общественной группы, то по итогам либеральных реформ между привилегированной «интеллектуальной элитой» и массой «бюджетников» пролегла пропасть.
Однако исчезновение советской интеллигенции из социальной реальности оказалось отнюдь не равнозначно концу соответствующей культуры. Постсоветская интеллектуальная элита оказалась обречена сводить счеты с политической и идейной традицией, обрекавшей ее в новых условиях на неразрешимые противоречия. На первых порах она бурно отрекалась не только от советского прошлого, но и от самого имени «интеллигенции», предпочитая роль «интеллектуалов» (по Сартру - «техников практического знания»). Свои знания и навыки предстояло успешно и выгодно продавать на рынке по правилам буржуазного общества. Правила эти принимались полностью и безоговорочно. Между тем один из парадоксов капиталистической реальности состоит в том, что важнейшим требованием, предъявляемым рынком к интеллектуалу, является способность к критическому мышлению и идеологическому новаторству. Иными словами, люди, неспособные капитализм критиковать, самому капитализму не сильно нужны. Им в лучшем случае отводится роль пропагандистов, идеологической обслуги, с которой и обращаются соответственно. С другой стороны, главным заказчиком пропаганды в России остается власть. На первых порах заказ выполнялся с восторгом и энтузиазмом, отнюдь не ради чинов и денег. Но по мере эволюции российского капитализма власть менялась. Она формировала собственный штат профессиональных пропагандистов, не слишком изощренных в культурных вопросах, но четко выполняющих поставленные задачи.
Оказавшись отстраненными от власти, либералы внезапно снова осознали себя интеллигенцией. Критически мыслящим сословием, противостоящим правительству. Только противостояние это ведется не во имя народа и даже не во имя противоположного нынешнему порядку вещей идеологического проекта. Как и в лучшие годы после ХХ съезда, фундаментальные ценности либеральной интеллигенции полностью совпадают с принципиальными лозунгами власти. Теперь это «свободная» (рыночная, капиталистическая) экономика, развитие гражданского общества, демократические ценности западной цивилизации. Критика власти, как и в 60-е годы, сводится к обвинению в неправильном понимании, демагогическом извращении или отходе от ценностей «подлинного капитализма».
Но «шестидесятники» были демократами в том смысле, что апеллировали к ценностям и идеалам, которые разделяло - на тот момент - большинство общества. А либералы сегодняшние прекрасно отдают себе отчет в том, что находятся в непримиримом противостоянии с большинством, осуждая «неправильный» народ, для которого - при всех ее очевидных пороках -
На этом повесть об истории русской интеллигенции можно было бы и закончить, если бы не одно обстоятельство. Если «наверху общества» политическая эволюция либералов завершается исчезновением всех интеллигентских традиций и ценностей, кроме веры в собственную исключительность, то в низах образованного сословия созревают предпосылки для возрождения интеллигентского народнического сознания. Превращение «бюджетников» в интеллигенцию, похоже, уже началось. Но окончательно это выяснится только тогда, когда на сцену выйдет новое общественное движение, вдохновляемое все теми же левыми и радикально-демократическими идеями.
ПРОБЛЕМЫ С ГЕОГРАФИЕЙ
Иногда я начинаю завидовать Радуловой. Ей не надо ждать новостей, чтобы их комментировать. Мужчины и женщины ежедневно, не спрашивая разрешения властей, не оглядываясь на политические и даже экономические обстоятельства, ежедневно влюбляются, женятся, сходятся, расходятся, изменяют друг другу.
Пласт сюжетов неисчерпаемый и пополняющийся непрерывно. Иное дело - политический комментарий. Ну о чем писать, если категорически ничего не происходит, а то, что нам пытаются предложить в качестве важных общественных событий, на самом деле таковыми не является? Ну, в самом деле, что писать о предвыборной гонке, если победитель известен заранее? И как оценивать перспективы будущего правительства, если оно само еще не решило, какой курс будет проводить в обстановке, прогнозировать которую нет ни желания, ни возможности? В любом случае, однако, размышлять о будущем оказывается проще, чем оценивать настоящее.
Между тем где-то в тиши бюрократических кабинетов уже сегодня принимаются решения, которые - в случае попытки их реализации - будут иметь весьма серьезные долгосрочные последствия. Об одном из них мы узнали на прошлой неделе. Россию решили в очередной раз разделить. На сей раз речь идет о том, чтобы заменить 7 федеральных округов на 10 экономических суперрегионов.
Сразу же вспоминается известное рассуждение о том, что бюрократию ни в коем случае нельзя обвинять в отсутствии инициативности и новаторства. Напротив, она постоянно что-то изобретает, затевает реорганизации и преобразования, даже не утруждая себя мыслью об их возможных последствиях. В самом деле, только наладили систему управления через федеральные округа, как уже придумывают что-то новое. Какой уж тут «консерватизм». Инициатива просто хлещет через край.
Впрочем, если оставить шутки, приходится признать, что административная реформа действительно назрела. Чтобы быть точным, назрела она еще в начале 80-х годов прошлого века.
Уже тогда стали раздаваться голоса о том, что сложившаяся система областей не соответствует новой экономической и социальной реальности. После развала Советского Союза вопрос встал еще острее, поскольку области превратились в «субъекты Федерации», обретя на короткое время политическое значение.
Надо признать, что у отечественной бюрократии есть удивительная способность - начиная дела, не доводить их до конца. И ни в одной сфере это так не заметно, как в сфере административной реформы.
Дело в том, что РСФСР называлась федерацией скорее по недоразумению. Еще во время Февральской революции Россия была провозглашена «федеративной республикой», но поскольку новой конституции не было, то и границы земель не были нарезаны. Большевики сохранили приверженность провозглашенному до них принципу, украсив название республики словами «советская» и «социалистическая», но так и не создав федеральной структуры.
В конечном итоге принцип федерализма воплотился в Советском Союзе. Что же касается РСФСР, то элемент «федерализма» в ней был представлен существованием автономных республик и областей. Хотя автономия - это всё же не то же самое, что федерализм. В Испании, например, есть несколько автономий, но никто не считает эту страну федерацией.