Сборник статей и интервью 2006г.
Шрифт:
На самом деле зависть - чувство сугубо капиталистическое и демократическое. Психологический механизм зависти основан на сравнении: я ничем не хуже его… Нет, конечно, я лучше! Почему же тогда у него что-то есть, а у меня нет? Однако буду ли я сравнивать себя с королем Норвегии? Вы когда-нибудь видели, чтобы обыватель завидовал королям? Ни в коем случае! Обыватели обожают коронованных особ! Восхищаются их демократизмом или, наоборот, их царственностью. Видят в них символ нации. Точно так же не принято завидовать звездам кино и эстрады. Журналы, расписывающие их дорогие наряды и безвкусные интерьеры, раскупают миллионы восторженных девочек и скучающих домохозяек, пытающихся решить, «строить жизнь с кого». Нет, они не такие, как
Зависть появляется там, где общество провозглашает формальное равенство и одновременно поощряет конкуренцию. Крестьянин в своей лачуге не завидовал хозяину замка. Он мог бояться его, мог ненавидеть, мог преданно, по-собачьи любить. Но не мог завидовать, ибо не способен был представить себя на его месте, не мог даже вообразить себе, какая там, в замке, жизнь.
Сталину тоже не завидовали. Хотел бы я посмотреть на того, кому пришло бы в голову выразить подобные эмоции в 1937 году. Да, если честно, стоит ли завидовать человеку, запертому в Кремле и обреченному ежедневно общаться с Берией, Молотовым и Кагановичем?
Блестящее описание зависти можно найти у Шекспира. Но кто кому завидует? В «Короле Лире» незаконнорожденный сын герцога - своему законнорожденному брату. В «Отелло» заслуженный офицер Яго - обошедшему его в карьере молодому лейтенанту Кассио. Они равны между собой, принадлежат одному кругу, получили сходное воспитание. Яго, кстати, кругом прав: отдав предпочтение его молодому сопернику, генерал Отелло совершил очевидную кадровую ошибку.
Так что зависть часто бывает обоснованна. Победившие, возвысившиеся - далеко не всегда лучшие. Если возвышение произошло у нас на глазах, мы не можем этого не видеть. Средний американский программист ненавидит Билла Гейтса, потому что знает: в Америке сотни тысяч людей, которые пишут программы не хуже, а лучше его. Почему же именно Гейтс становится миллионером, а сотни компьютерных гениев обречены теперь работать на него? Разумеется, ответ лежит на поверхности - успех Гейтса вызван не его талантом программиста, а совершенно иными качествами, не имеющими никакого отношения к основной профессии (умение оказаться в нужное время в нужном месте, завязать отношения с необходимыми людьми, оттеснить конкурента). Но именно этого-то и не могут простить коллеги!
Массовая зависть - движущая сила конкуренции. Между работниками на предприятии, между чиновниками в конторе, между лавочниками на рынке, между менеджерами крупных транснациональных компаний. Мелкий буржуа завидует крупному, маленький начальник - большому начальнику. Капитализм не мог бы развиваться, не подпитывая ежедневно это чувство и не поддерживаясь им.
Зависть - одна из движущих сил потребительского общества. Почему я должен купить новейшую модель пылесоса, автомобиля, соковыжималки? Потому что я без нее жить не могу? Да увольте! Я и со старой-то не знаю, как справиться! Но я должен быть не хуже соседа. Как допустить, что «у всех уже есть, а у нас нет»? Что мы, хуже других?
Нэповская Россия спровоцировала мощные взрывы зависти. Революция уравняла советских граждан, а рыночные реформы открыли перед ними горизонты потребительского общества. Правда, ненадолго. И все же в 1920-е годы мещанин внезапно оттеснил пролетария - вспомните Эллочку Людоедку, вступившую в соревнование с Вандербильдшей, «Клоп» Маяковского, «Зависть» Олеши.
Для мелкого буржуа зависть становится основной страстью, стержнем его жизни. А к классовой вражде это чувство никакого отношения не имеет. Потому что завистник пытается поставить себя на место того, кому он завидует. А идеолог классовой борьбы призывает уничтожить само это место. Будет оно уничтожено вместе с тем, кто его сейчас занимает, или можно обойтись без подобных эксцессов - это уж как получится. Но соперничеством, завистью здесь даже не пахнет.
Классовая ненависть, впрочем, присуща не только борцам за интересы пролетариата, но в еще большей степени - защитникам идеалов буржуазии. Сколько злобных эпитетов найдете вы в статьях милейшего либерального журналиста, стоит зайти речи о рабочем движении или о деятельности левых! Моя любимая газета в этом отношении - The Wall Street Journal. Помню, как несколько лет назад на заседании американской социологической ассоциации пожилая исследовательница из Нью-Йорка читала доклад об идеологии классовой борьбы. Про Маркса и Ленина там не было ни слова - речь шла о том, как The Wall Street Journal предлагает разбираться с рабочими и профсоюзами.
Классовый конфликт неизбежно дестабилизирует систему. Зависть, напротив, ее стимулирует и поддерживает.
Так что не ругайте зависть, господа!
ПРОГУЛКИ ПО КИЕВУ
Поезд Кисловодск - Москва пересекал территорию Украины 4 января наступившего 2006 года. Настроение у всех было праздничным, включая и украинских таможенников. И тут случилось непредвиденное.
Кто-то из путешественников послал жену за покупками на перрон, крикнув ей вслед: «А минеральную воду купи без газа!»
Лица таможенников окаменели. Начался повальный обыск, чемоданы выворачивали, поезд задержали. Надо было газированную воду покупать. Конечно, далеко не все на Украине демонстрируют столь явное отсутствие чувства юмора. В новогоднюю ночь наши киевские друзья слали приятелям в Москву SMS-сообщения, рассказывая, как пьют украинское шампанское «без газу». И никто ни на кого не обижался.
Так получилось, что я оказался в Киеве как раз на старый Новый год. Лекции планировались заранее, когда никто и не думал о газовом конфликте. Вдобавок ко всему это была моя первая поездка в этот город. На Украине я бывал не раз, и в советское время, и позднее, но как-то получалось так, что судьба проносила меня мимо столицы. Теперь предстояло наверстывать упущенное.
В Киеве я должен был презентовать свою новую книгу «Марксизм: не рекомендовано для обучения», выпущенную издательством «Эксмо». Соответственно основную часть моего багажа составляли пачки с «печатной продукцией». При встрече с таможней это не предвещало ничего хорошего.
Российский таможенник был веселый, с придурью. Он радостно принялся листать книги, комментируя свои наблюдения. «Марксизм? Интересно, разве это кто-нибудь еще читает?» Затем, раскрыв страницу, где было написано про Сартра и Маркузе, он проявил неожиданную образованность: «А, так это про западный марксизм? Тогда понятно! Кстати, где Маркс родился?» - «В Трире».
– «Точно, точно! Туда мой брат ездил пиво пить. Хорошее пиво. В общем, проезжайте!» - заключил он.
Украинский таможенник, напротив, был грустный. Сопровождала его гарная дивчина, все время поддакивавшая (в чем состояла ее служебная функция, я так и не уразумел). Взглянув на его пышные усы, я почему-то сразу подумал, что попаду на деньги.
В отличие от российского коллеги, он содержанием книг не заинтересовался. Оценивал он книгу на вес, смотрел корешок, рассуждал о качестве бумаги, только что на зуб не пробовал. Произведя все эти операции, он заявил, что груз стоит никак не менее 250 евро, и, следовательно, подпадает под украинские таможенные правила. Затем, вытащив здоровенный калькулятор, он насчитал какой-то фантастический штраф в гривнах и меланхолично подытожил: «У вас деньги какие? Рубли, евро? Дайте мне 50 евро без квитанции. Так и вам будет проще, и нам». Несомненно, так ему было гораздо проще. Получив деньги, он сразу потерял всякий интерес не только ко мне, но и к другим пассажирам и быстро покинул вагон.