Сборник "Туманность Андромеды"
Шрифт:
Гирин вздохнул, смутно поняв что-то. Будто бы Анна сказала ему: «Это не я, а другая, та, которой ты служишь и к которой стремишься всю жизнь. Но я помогла тебе понять ее, в этом я — она…»
Пришло редкое для пожилого человека и обычное для юноши ожидание чего-то неопределенного, но очень хорошего. Ожидание это часто прилетает с весенним ветром, запахом дыма в морозной ночи, манит лунными бликами на широкой реке, шелестит в жестких травах степей…
На выставке в утренний час было мало народу. Гирин пошел через зал, прямо к кубическому пьедесталу статуи. Там стоял, опираясь рукой на угол подставки, слегка сгорбленный
— Видали? Какова работа? — торжествующе ткнул незнакомец в изгиб колена.
Гирин, улыбаясь внутреннему ходу мыслей, согласился, что работа очень хорошая. Незнакомец оторвался от статуи, взглянул на Гирина и презрительно фыркнул.
— Я не про всю скульптуру, а про то, как отделана поверхность. Смотрите. — И незнакомец коснулся полированного дерева с нежностью, будто лица любимого человека. — Проведите пальцем, и вы почувствуете, увидеть может лишь скульптор, что она не гладкая, на ней сотни крохотных бугорков и ямочек. А для вас это зрительное впечатление живого тела.
— Разве не в каждой скульптуре…
— Конечно, нет. Сейчас никто уж так не работает, это старомодный прием. — И незнакомец снова издал короткое фырканье.
— Почему?
— Тому причин немало! И главная в том, что выполнение скульптуры в таком античном стиле — это нещадный, долгий труд. И глаз нужен, как у орла, чтобы художник мог увидеть все эти мельчайшие подкожные мускулишки и западинки, которые вам и кажутся живым телом. А для этого надо натуру высшего класса, с таким вот живым телом и кожей.
Создать, проявить, собрать красоту человека — такую, чтоб она была реальной, живой, — это большой подвиг, тяжело. Проще дать общую форму, в ней подчеркнуть, выпятить какие-то отдельные черты, отражающие тему, — ну, гнев, порыв, усилие. Скульпторы идут на намеренное искажение тех или иных пропорций, чтобы тело приобрело выражение, а не красоту. А изображение прекрасного тела требует огромного вкуса, понимания, опыта и прежде всего мастерства. Оно практически недоступно ремесленничеству, и в этом главная причина его мнимой устарелости. Красота всесторонняя, с какой стороны, и с каким настроением, и кто угодно ни смотри, все будет ладно, вот это и есть пронинская женщина.
Человек в очках, очевидно, знаток искусства, говорил громко. Разговор привлек нескольких посетителей.
— Позвольте, гражданин, — обратился к знатоку скульптуры один из круга слушателей, — вы говорите про всестороннюю красоту. И статую эту берете примером, так я вас понял?
— Так!
— А по-моему, по-простому, не то что выставлять, делать такие статуи ни к чему.
Знаток скульптуры воззрился на говорившего из-под очков и улыбнулся недоуменно и сконфуженно. Тот, упрямо наклонив голову, отчего собрались складки на плохо выбритом подбородке, встретил противника тяжелым взглядом глубоко запавших глаз.
— Дело ваше, — пожал плечами знаток. — К счастью, не все держатся таких представлений. И для огромного большинства людей красота человеческого тела — это большая радость и духовное наслаждение.
— Знаем мы это духовное наслаждение! Только портить молодежь, развращать. Для меня лично красота девушки или женщины нисколько не теряет оттого, что их неприличные места прикрыты лифчиком и трусиками.
На лице знатока скульптуры выразилось беспомощное отвращение. Тогда вступился Гирин. Он-то знал подобных людей со скрыто-поврежденной психикой — агрессивный параноидальный тип.
— То, что вы здесь высказываете, уважаемый гражданин, ошибка. Результат вашего неудачного жизненного опыта. Ручаюсь, что вас всегда точит удар, полученный в жизни, какая-то трещина в отношениях с женщиной, которую вы любили.
Нападавший побагровел и резко обернулся к Гирину, оттопыривая нижнюю губу.
— Вы что за отгадчик здесь такой? У цыганки учились?
— Не у цыганки, наука такая есть — психология. Можете прийти ко мне на прием, я объясню вам, откуда у вас такие дикие «художественные» вкусы. Держите их при себе! Помните, если вы, глядя на красоту нагой женщины, видите прежде всего «неприличные места» и их надо от вас закрыть, значит, вы еще не человек в этом отношении.
Аудитория встретила реплику Гирина одобрительно.
— Так вы хотите сказать, что я скот? — И противник, еще более разъярившийся, стал подступать к Гирину, угрожая «привлечь за оскорбление».
Гирин в упор взглянул на него, и грубая напористость собеседника точно смялась. Будто остановленный невидимой рукой, он отступил и скрылся за группой людей, выходившей из соседнего зала. Небрежные жесты и нарочито спокойный осмотр выставленного выдавали профессионалов-художников, чье показное равнодушие прикрывало острую ревность и глубокий интерес знатоков.
— Не понимаю: зачем вдруг выставили пронинскую вещь? — громко спросила тонкая узколицая женщина, проходя мимо статуи Анны. — Некрасиво, старо, нет мысли, грубый примитив.
— Согласен с вами, не стоило выставлять, — ответил шедший позади полный, хорошо одетый человек, — что миновало, то миновало. Наше время должно жить находками красоты иного порядка.
Прислушиваясь к разговору и оглядывая зал, Гирин обратил внимание на среднего роста девушку, стоявшую под большим панно. Ее прямая и в то же время свободная, нескованная осанка говорила о долгой дружбе со спортом, гимнастикой или танцами. Простое голубое платье, туго стянутое черным пояском, не скрывало фигуры, столь соответствующей гиринскому понятию прекрасного, что у того перехватило дыхание. Ее необычайно большие серые глаза, казавшиеся темными от ярких, как у детей, белков, вдруг встретились со взглядом Гирина. Девушка чуть улыбнулась, встряхнула короткими черными волосами. Гирин почувствовал немое ободрение. И, повинуясь ему, существовавшему, наверное, только в воображении, Гирин подошел к художникам.
— Я услышал ваши высказывания насчет скульптуры, — обратился Гирин к полному, с сильной проседью художнику, показавшемуся главой этой группы. — Может быть, вы поясните мне, что вы понимаете под красотой? Ваша соратница по искусству, — Гирин кивнул в сторону худенькой женщины, — заявила, что статуя некрасива, а мне она кажется очень красивой. Следовательно, я чего-то тут не понимаю?
Глава художников посмотрел на Гирина со снисходительным сожалением.
— Надо различать красоту и красивость, — назидательно сказал он. — Красивость — это то, что представляется красотой для людей обычных, с неразвитым вкусом, а красота… — Он многозначительно умолк.