Сборник "Золото Флинта"

Стивенсон Роберт Льюис

– Не могу! – буркнул он.

– Испугался, паренек? – засмеялся рыжебородый моряк.

Вокруг послышались издевательские голоса:

– Как приедем в Бристоль, купим тебе юбку!

– Смотрите, какая у нас тут, оказывается, красотка завелась!

– Эй, Бетси, поди сюда, дай на тебя полюбоваться!

Гордость Сильвера была уязвлена. Рука его рванулась вперед, железо зашипело, юноша вскрикнул по-заячьи, и дело свершилось.

– Браво, парень, тебе бы окорока разделывать, будешь еще мужчиной! – заявил Джордж Томпсон, старый моряк, все время плавания дружелюбно державший себя с Сильвером.

– Давай, давай, Окорок! – подхватил рыжебородый моряк.

Остальные

расхохотались.

– Окорок! – заорал один из них. – Такого имечка до сих пор не бывало, не так ли, джентльмены? С крещением вас, сэр Окорок!

Почти теряя от омерзения сознание, Сильвер увидел перед собой еще одну черную руку. Он накалил железо, потом еще и еще раз. Крики его жертв смешались с общим гамом, и вскоре Джон перестал обращать внимание на них. «Лучше уж так, – сказал он себе, – чем гнить в тюрьме».

Когда клеймение закончилось, волей или неволей, но Джон Сильвер уже потерял часть юношеской своей невинности. Твердая кора безразличия к человеческим страданиям начала покрывать его израненное честолюбие. Так он сделал первые шаги по пути, приведшему его к жестокости и убийствам. Кроме того, он приобрел прозвище, потому что товарищи стали повторять слова, с которыми Фини ехидно подал ему раскаленное клеймо, и до конца жизни Джон Сильвер оставался «Окороком».

5. К БАРБАДОСУ

Через три дня после того, как Фини и моряки, ушедшие с ним выбирать рабов, вернулись в знойный порт Анамбу, «Ястреб» отплыл в Вест-Индию. Несмотря на краткую стоянку, молодой Сильвер узнал очень много о жизни Гвинейского берега и о работорговцах, получавших там большие доходы.

Перед отплытием Монго Джек и Фини договорились о цене за почти две сотни рабов, доставленных с верховьев реки и запертых в хижинах фактории. Оба знали ее достаточно хорошо, но несмотря на это, торговались так упорно, как будто бы от этого зависели их жизни. Богохульная ругань Фини мешалась с пискливыми протестами Джека, не желавшего сбавить цену. Все же сравнительно быстро согласились – триста испанских дублонов и двадцать тысяч отличных гавайских сигар.

Экипаж «Ястреба» стал готовить рабов к путешествию через Атлантический океан. Едва усвоив технику клеймения, Сильвер стал учиться на цирюльника и брить рабам головы перед погрузкой на судно.

Вначале он обратился к Джорджу Томпсону.

– С какой стати мы их бреем? – спросил он. – Мне кажется, жестоко оставлять их без волос на этом палящем солнце. Им же выжжет мозги. Нет, мне это не нравится!

– Послушай, молодой мой Окорок, – отвечал Томпсон, – может быть, ты и стал первосортным мастером по клеймению, но как я погляжу, твои мозги на этой жаре просто испарились. Волосы тебе понравились! А не хочешь иметь вшей, болезни и бог знает что еще на борту «Ястреба»? Капитан Фини знает свое дело. Когда отплывем, увидишь достаточно болячек и грязи, попомни мои слова.

Сильвер, замолчав, принялся за работу. Нагрузили рабов в лодки и так пришли на «Ястреб». Одни трепетали и стенали от ужаса, взбираясь на борт корабля, другие удивленно таращили глаза на «большую деревянную лодку» белых, куда их привезли. Мужчин поместили в один трюм, женщин в другой, мальчиков и девочек – в третий. Набитые в трюмы, как сельди в бочку, обезумевшие от страха перед неизвестностью, начали эти несчастные свое путешествие в Новый Свет.

Сильвер уверял, что по сравнению с другими капитанами, которых он знал, Десмонд Фини проявлял много заботы о рабах. Он желал им доброго здоровья – в случае повышенной смертности убытки были бы велики – и потому ухаживал за ними

так, что, погляди на это другие, жестокие капитаны, смертность тоже повысилась бы, на сей раз среди самих капитанов, если это правда, что от смеха помирают. Экипаж кормил затворников дважды в день маисовой кашей с солью, перцем и кокосовым маслом. Трижды в неделю им приносили вареные бобы, которые, утверждал Сильвер, воспринимались узниками с такой неподдельной радостью, «как будто бы им подавали жареного фаршированного гуся».

Хотя старые моряки вроде Джорджа Томпсона и ворчали, что им задают дополнительную работу, и вздыхали по прежним беззаботным дням, в хорошую погоду Фини всегда устраивал после полудня прогулку рабов по палубе. В сущности, в начале плавания Сильвер смотрел на все это широко раскрытыми глазами и ничто не вызывало его отвращения.

– Может быть, ты думаешь, Джим, – сказал он, хитро на меня поглядывая, – что было жестоким заставлять этих дикарей спать на голых досках, но ведь на Гвинейском берегу перины тоже не водятся, ты уж мне поверь, сынок.

В одном отношении Фини был небрежен – в вопросе о дисциплине экипажа. Чтобы команда выполняла работу, капитан делал вид, что не замечает, как моряки напиваются дешевым черным ромом. Более того, он позволял им свободно выбирать себе негритянок. Далеко не все матросы тешили так свою похоть, но те, кто делал это, вытворяли с несчастными беззащитными рабынями такое, что Сильвер содрогался от жалости и омерзения.

Хотя красота многих негритянок и вводила Сильвера в искушение, ему был отвратителен царивший на судне разврат и те жестокости, что часто сопровождали его. Наконец Джон собрался с духом и осмелился поделиться тревогой с первым помощником.

– Не по душе мне все это, сэр! – заявил он равнодушному Грирсону. – Не дело, что этих черных девушек силком оторвали от дома и запихали в трюм, как скот, да еще измываются над ними, как могут. Не по-христиански это, ведь, в конце концов, они женщины, сэр!

– Я не капитан, – раздраженно ответил Грирсон. – Здесь командует капитан Фини.

– Точно так, сэр, – возразил Джон, – но приказ есть приказ. Капитан Фини говорил еще на суше, в Гвинее: «Обращайтесь с ними хорошо. Строго, но хорошо» – вот так он сказал. А у нас совсем другое дело, вы согласны, сэр?

– Когда подрастешь, – отрезал Грирсон, – может быть, научишься держать язык за зубами и не лезть не в свои дела. Сдается мне, что ты или бунтовщик, или начинающий молодой адвокат, а то и попик. А ну-ка, ваше преподобие, живо за работу, иначе испробуешь линька! Я, парень, с тебя глаз не спущу!

Сильвер замолчал, в который раз уже осознав, что мир гораздо более жесток, чем он считал в своей неопытности.

Но в скором времени молодому Сильверу пришлось столкнуться с другими отвратительными вещами, поскольку за двадцать четыре дня пути от Гвинейского берега трюмы, где томились рабы, превратились в смердящий ад. К счастью для судна, обошлось без оспы, зато началась дизентерия. Сильвер объяснял эпидемию спертым воздухом в трюмах, люки в которые были вечно закрыты из-за плохой погоды. По моему же мнению, рассказанное им свидетельствовало о наличии какой-то вредной примеси в еде, что и вызвало вспышку болезни. Но в чем бы ни состояла причина, последствия оказались ужасными. Трюмы, где содержали негров, и ранее не были особенно чистыми, поскольку по нужде рабам приходилось ходить в один-единственный тесный гальюн. Кроме того, судно кишело крысами, по ночам запросто расхаживающими по телам спящих рабов. Но после начала эпидемии негры буквально залили помещение извергнутой пищей, кровавой рвотой и испражнениями.