Сборник.Том 4
Шрифт:
— Да?
— То Сэтчем осуществляет выбросы как минимум девяноста процентов всего производимого на Тренторе тепла и в этом смысле незаменим. Если Сэтчем прекратит выбросы, по всему Трентору поднимется температура.
— Но и в самом Сэтчеме тоже.
— Да, но поскольку Сэтчем — на Южном полюсе, они запросто могут устроить себе приток холодного воздуха. Ничего хорошего в этом, конечно, не будет, но Сэтчем сумеет протянуть дольше, чем остальные секторы Трентора. В итоге Сэтчем во все времена был бревном в глазу у Императора, и мэр Сэтчема — персона очень важная.
— И что собой представляет нынешний мэр Сэтчема?
— Этого я не знаю. Из того, что я о нём слышала, могу заключить лишь, что это старик, затворник, непробиваемый, как обшивка звездолёта, и со страшной силой цепляющийся за власть.
— Почему, вот интересно? Если он такой старый, он не сможет долго удерживать власть.
— Кто знает, Гэри? Привычка, может быть. А может быть, игра. Игра в удерживание власти, когда власть сама по себе не так уж и нужна. Может, сумей он занять место Демерзеля и даже самого Императора, он был бы жутко разочарован, потому что тогда игра бы окончилась. Правда, он и тогда бы мог затеять очередную партию игры за удержание власти, что было бы так же трудно и приносило бы такое же удовольствие.
Селдон покачал головой.
— Неужели кто-то может мечтать занять место Императора?
— Согласна с тобой. По идее, этого не должен хотеть ни один здравомыслящий человек, но «имперские амбиции», как их часто называют, подобны заболеванию, которое, стоит лишь им заразиться, вызывает безумие. И чем ближе подбираешься к заветной цели, тем сильнее вероятность подхватить эту инфекцию, и с каждым очередным продвижением по служебной лестнице…
— …болезнь обостряется всё сильнее. Это понятно. Но мне кажется, что Трентор — такой огромный мир, потребности которого столь сложны, амбиции столь противоречивы, что Императору ужасно трудно им править. Именно им. Так почему же ему не покинуть Трентор и не обосноваться в каком-нибудь другом мире, где жизнь попроще?
Дорс рассмеялась.
— Ты бы не спрашивал, если бы лучше знал историю! Трентор по традиции связывают с Империей. А традиции этой — тысячи и тысячи лет. Император, который не сидит в Императорском Дворце, — это не Император. Император больше место, чем человек.
Селдон замолчал, задумался, нахмурился.
Через некоторое время Дорс не выдержала и спросила:
— Что случилось, Гэри?
— Я думаю, — вполголоса отозвался Селдон. — С тех пор как ты рассказала мне о руке, лежащей на бедре, у меня навязчивые мысли о том, что… И вот теперь твоя фраза о том, что Император — больше место, чем человек, задела струну.
— Какую струну?
Селдон покачал головой.
— Я пока думаю. Может быть, я ошибаюсь. — Он пристально посмотрел на Дорс. — Ладно, пора спускаться вниз и позавтракать. Мы и так опоздали, а я не уверен, что госпожа Тисальвер нынче в достаточно благодушном настроении для того, чтобы принести нам завтрак сюда.
— Ты оптимист, — сказала Дорс. — Лично мне кажется, что она в недостаточно благодушном настроении, чтобы нас видеть — за завтраком и вообще. Она только о том и мечтает, чтобы вышвырнуть нас отсюда.
— Не исключено, но мы ей платим.
— Да, но я подозреваю, что теперь ей и денежки наши не милы.
— Надеюсь, её супруг более благоразумен в отношении финансов.
— Если он замолвит словечко, Гэри, единственный, кто удивится этому больше меня, будет, конечно же, госпожа Тисальвер. Ну ладно, я готова.
И они спустились по лестнице на хозяйскую половину, где их ожидала та, о которой они только что говорили; завтрака не было и в помине, зато было кое-что другое…
77
Касилия Тисальвер встретила их, стоя в надменной позе, с натянутой улыбкой и горящими глазами. Её супруг растерянно прислонился к стене. Посередине комнаты стояли, вытянувшись в струнку, двое мужчин. Если они и видели подушки, лежащие на полу, то явно решили не обращать на них никакого внимания.
У обоих были чёрные курчавые волосы и густые чёрные усы, всё как у истинных далийцев. Оба стройные, одетые в одинаковые тёмные брюки и рубашки, стало быть — в форме. По рукавам и штанинам сбегали тоненькие белые лампасы. На правой стороне груди у обоих красовалась едва заметная эмблема «Звездолёт и Солнце» — символ Империи во всех обитаемых мирах Галактики. Посередине эмблемы, на солнечном диске, темнела буква Д.
Селдон сразу понял, что перед ними — двое представителей Дальской службы безопасности.
— В чём дело? — сердито спросил Селдон.
Один из военных шагнул вперёд.
— Я — офицер сектора Лэнел Расс. Это мой напарник, Гебор Астинвальд.
Оба вытащили и показали идентификационные голографические удостоверения. Селдон даже не удосужился взглянуть на них.
— Что вам угодно?
— Вы — Гэри Селдон из Геликона? — спокойно спросил Расс.
— Да.
— А вы — Дорс Венабили с Цинны, госпожа?
— Да, — ответила Дорс.
— Я прибыл для того, чтобы расследовать поступившую к нам жалобу относительно спровоцированных Гэри Селдоном вчерашних уличных беспорядков.
— Ничего подобного я не делал, — сказал Селдон.
— Такова наша информация, — сказал Расс, глядя на экранчик портативного компьютерного блокнота. — Вы обвинили репортера в том, что он — имперский шпион, и тем самым спровоцировали нападение на него толпы.
— Это я, — вмешалась Дорс, — сказала, что он — имперский шпион, офицер. И у меня была причина для подобного вывода. Высказывать своё личное мнение — это никак не преступление. В Империи — свобода слова.
— Свобода слова не имеет ничего общего с высказыванием мнений, способных вызвать беспорядки.
— Откуда вам знать, что были какие-то беспорядки, офицер?
Тут в разговор вмешалась госпожа Тисальвер.
— Я могу сказать, — хрипло проговорила она. — Она видела, что собралась толпа, толпа бродяг, готовая вспыхнуть, стоило только бросить в неё горящую спичку. Она нарочно сказала, что он — имперский шпион, нарочно, ничего она про него не знала, и крикнула этому сброду, что это так, чтобы они набросились на невинного человека. Она явно знала, что делает.