Сбывшееся ожидание
Шрифт:
Юрист, уразумев, что зря курил целых десять минут и распрягался о своих возможностях в данном фискальном учреждении, как-то сник и заторопился на свое рабочее место, не сказав ничего конкретного – сделает или не сделает то, что попросили. Андрей вполголоса выругался ему в спину. Эти москвичи строят из себя черт знает что – вот этот гусь с важным видом наговорил текст, и мысленно зафиксировал сделку. И наверняка состроит недовольную рожу, даже если ему скажут, чтобы подъехал и забрал свою двадцатку зелени куда-нибудь за пределы Садового кольца.
Андрей так и сказал Вексельбергу – особо не подбирая выражения – что юрист из налоговой просто зажравшийся мудак и понтов с него никаких. Вексельберг вяло пообещал уточнить обстановку
Сложнее было отчитываться в проделанной работе перед Владимиром. Да и это крайне несерьезно – говорить, что прокатался зря, потратил целый рабочий день. Поразмышляв, Андрей направился вслед за чрезмерно деловым юристом – в здание налоговой инспекции.
Охранники явно не ждали его. Андрей представился как сотрудник организации-налогоплательщика Пауэр Интернэшнл, ему порекомендовали обратиться в соответствующее окошко и отдать регистратору документ по установленной форме, а та уже передаст кому полагается. Но его это не устроило.
– Понимаете, у меня форс-мажорное дело, мне нужно в приемную, или в канцелярию, или куда у вас там… – принялся он уговаривать церберов.
На переговоры ушло минут пять. В конце концов охранники сдались и пропустили.
«Охраняют, как режимный объект, – недовольно отметил про себя Андрей. – В Волгограде свободно можно шастать по всей налоговой и только перед кабинетом начальника могут возникнуть небольшие сложности, а переговорив с секретаршей, можно попасть на прием и к самому начальнику».
Он направился прямо в приемную, и, добившись внимания улыбчивой женщины-секретаря, приступил к расспросам. Она, как и охранники, направила опять же на первый этаж и назвала номер окна, куда нужно подать документ по специально установленной форме.
– Мне не нужен документ, – взмолился Андрей. – Мне нужно точно знать, будет ли отправлен повторный запрос в Волгоград, и когда это произойдет. Если мне скажут «Да», то я напишу любой документ. Но я не могу отправить письмо в никуда а потом сидеть и тупо ждать результат.
Секретарь настаивала на своем – идите в окошко регистратуры и баста. Некоторое время продолжался разговор слепого с глухим. Наконец она, отложив свои дела, стала звонить по нужным телефонам и объяснять должностным лицам, что у неё тут находится упертый проситель и невесть что требует. В конце концов она, вникнув во все тонкости, переговорив со всеми ответственными людьми, выдала:
– Вам нужно написать письмо на фирменном бланке с вашей просьбой и отдать в 18-е окно на первом этаже.
– Что, вот и всё – так все просто? – усумнился Андрей. – Не нужно ни туда, ни сюда…
– Это обычная процедура, вам не нужно ни с кем договариваться, – секретарь уже настроилась на его волну и сделала соответствующий жест, показывающий характер договореностей – денежный, подношение спиртных напитков и ценных подарков. – Просто письмо и вам повторят запрос просто так.
– Вы лично гарантируете? – строго спросил Андрей.
– Клянусь! – пообещала секретарь с абсолютно серьезным лицом.
«Ах, Хмарук, ах подлец!» – приговаривал Андрей, набирая Пауэр Интернэшнл уже на улице. Судя по всему, этот оболтус вообще не знает, где находится налоговая инспекция.
Когда Андрея соединили и он высказал Хмаруку свои претензии, а заодно попросил срочно написать нужное письмо и принести в налоговую, в окошко номер 18, тот не поверил:
– Этого не может быть! Чтобы повторить запрос, нужны договоренности с начальником налоговой!
– Ну да, я договорился, – уступил Андрей. – С тебя 10 % скидка на тюменские аккумуляторы.
Глава 30
Казалось бы, живя с женой по разным городам, видясь раз в две-три недели, сложнее найти повод для ссоры, чем постоянно проживая под одной крышей. Но тем не менее у Разгонов это получалось запросто. Если раньше Андрей винил во всем Мариам, то теперь стал замечать вину и за собой. Так получалось, что если не она затеет свару, то он компенсирует упущение и к чему-нибудь придерется. Так или иначе, ожесточенный от постоянных споров и ссор с женой, Андрей не поехал к ней в Сочи. Он скучал по сыну, но, памятуя о родственницах жены, решил, что будет больше времени проводить с ним дома, когда Мариам вернется в Петербург. В поездках она сама была не подарок, неорганизованная и повсюду опаздывающая, а вкупе с родственницами синтезировалась адская смесь, – несобранность в кубе. Андрей раньше думал, что она его специально доводит – не может собраться к поезду, сколько бы времени ни было для сборов, и, каким бы ни был дорожный чемодан, все вещи в него не умещаются и приходиться дополнительно брать с собой несколько пакетов и сумочек, непременно хлипких, которые рвутся на вокзале и аэропорту в самый неподходящий момент, и из них всё вываливается. Уезжать с курорта было пыткой – с учетом приобретенных вещей и сувениров не хватало никаких сумок, новые Мариам категорически отказывалась покупать и пыталась распихивать всё по пакетам, которые опять же рвались в аэропорту, а поскольку их необходимо сдавать в багаж, то приходилось их упаковывать, а упаковка стоила дороже, чем новая сумка. Один вид многочисленных пакетов и маленьких сумочек приводил Андрея в неописуемую ярость.
– Давай всё барахло сложим в один вместительный чемодан или сумку – чтоб было одно большое место, а не двадцать мелких, за которыми сложно уследить и для их переноски не хватает рук, – предлагал он, и раз в квартал приобретал по сумке или чемодану. В конце концов он купил огромную функциональную сумку на колесиках, в которую при желании мог уместиться сам, и буквально взмолился: «Ради всех святых, пользуйся этой сумкой, туда всё поместится!» Он отправил Мариам в Волгоград с этой сумкой, первый раз в жизни как цивилизованный человек проводив семью до поезда с приличным багажом, без этих пакетов, сеток и кошелок. Но через пару месяцев, когда встречал их обратно, то, зайдя в купе, с ужасом увидел всё то же самое – бесчисленные пакеты, свертки, кульки и картонные коробки. Мариам не смогла внятно объяснить, почему не воспользовалась новой сумкой. Рук не хватало, чтобы всё унести до машины, и пришлось брать грузчика, слупившего за услуги треть стоимости саквояжа Samsonite. Всё вернулось на круги своя. А в приложении с тещей а тем более бабушкой ситуация усугублялась катастрофически – прибавлялись ведра, сумчонки, сетки и прочий бабулячий реквизит. Андрей недоумевал: зачем при наличии арсенала багажной клади устраивать публичное представление а-ля передислокация бомжей!? Кроме того, собираясь вместе, они дезорганизовывали друг друга, и создавали кошмарные сложности в отелях, на экскурсиях, ну а вокзалы с аэропортами – это был их излюбленный конёк: потеря сумок, билетов, опаздывание, перепутывание платформ и стоек регистрации, и так далее.
Реваз (несмотря на то что уже завел другую семью, в которой росли двое детей, он поддерживал Мариам – свою старшую дочь) и родители Андрея бросали монету при проводах на вокзале – кто придет первый, чтобы принять на себя основную порцию маразма. Из года в год проводы проходили по одному и тому же сценарию. Теща несколько суток паковала вещи, но когда за ней заезжали, оказывалось, что нужно что-то перепаковать, что-то добавить, а еще за чем-то заехать к другим родственникам. При этом она разыгрывала сцены – стоя посреди комнаты, заваленной разнокалиберными кошелками, театрально возмущаясь, зачем эти хлопоты, она и так сама доберется до вокзала, пусть все оставят её в покое. Как она угадывала, неясно, но количество мест всегда было в три раза больше, чем рук у провожающих её людей. И приходилось делать несколько рейсов из квартиры до машины и соответственно от машины до купе. В основном это был хлам, который она «не успела разобрать», добрая половина которого выбрасывалась по ходу пути.