Сцены провинциальной жизни
Шрифт:
На этот вопрос я не знал ответа. Я предложил сходить искупаться, но Стив покачал головой.
— Дай мне подумать. — Он подумал. — Надо поговорить.
— О чем?
Стив посмотрел мне в глаза.
— Честно, Джо, мне понравилось…
— Что понравилось? — Я не мог взять в толк, о чем он ведет речь.
— Проводить время с девушкой, что же еще. Вчера вечером ходил с ней в кино. Для тебя это, может быть, чепуха. Для меня — нет! Мне понравилось. Первый раз почувствовал, что правильно делаю, что так и надо.
— Какую картину вы смотрели?
Горящие, честные глаза Стива потухли. Он досадливо поморщился.
— Картина — жуть. В «Одеоне». Но так уж ей захотелось.
— Когда любишь, Стив, стерпишь и не такое. Приготовься — впереди ждут жертвы посерьезнее.
— Жуткая картина. Я просто изнывал. И про кого, главное, — про собаку-овчарку.
— С возрастом, Стив, — сказал я, — ты поймешь, что любовь и страдание — неразделимы. Меня, например, Миртл один раз заставила поехать в Стратфорд-на-Эйвоне смотреть «Комедию ошибок».
— Не может быть!
— Запомни, Стив: либо девушка невежественна, либо она с запросами. В любом случае страдания неизбежны.
Стив расстелил на траве полотенце и растянулся на нем спиной вверх.
— Расскажи про свою девушку.
— Рассказывать особенно нечего. Познакомились здесь на той неделе. Она еще учится в школе. Зато очень хорошенькая. Глупенькая, правда, но это мне ничего. С нею чувствуешь себя взрослым, а это приятно.
— Сколько ей?
— Пятнадцать лет. Точнее, почти шестнадцать.
— Не маловато ли?
— Для меня, Джо, в самый раз. У нас невинные отношения, и такими я хочу их сохранить.
— Раз ей всего пятнадцать, то очень может быть, что невинность тебе обеспечена на годы вперед.
— На годы! — Было видно, что подобная мысль не приходила Стиву в голову. Он взвесил ее с неудовольствием. — Слушай, а это не будет до жути однообразно?
— Да как тебе сказать. Но уж конечно, тех резких перепадов, как при других отношениях, ты не жди.
Стив ненадолго умолк.
— Я все же по дороге домой полез к ней целоваться. По совести сказать, без особого желания. Думал, она, наверное, этого ждет. Надо же вести себя как принято.
— Насколько я понимаю, в этом и заключается идея мероприятия.
Стив задрал голову, проверяя, как я все это воспринимаю.
— Поцеловал ее в щеку, она разрешила.
Я веселился, но виду не показывал.
— А потом?
У Стива в глазах заплясали чертенята.
— А потом она и говорит: «Хорошенькая я, правда?» И завела за ухо локон.
Меня прорвало:
— Э, нет, брат! Такое не про тебя! — Я знал, что Том никогда не устает твердить Стиву, какой он Адонис, а Стив никогда не устает это слушать.
— Да, такое мне внове, — сказал Стив, скаля зубы. — И не слишком по нраву.
Кто-то из компании, расположившейся неподалеку,
Мы поздоровались. Том расстелил рядом полотенце и сел. Стив плотнее прижался щекой к земле, и Том буравил его глазами. Стив умышленно вел себя по-хамски. Памятуя о Миртл, я спросил у Тома, который час. Том взглянул на часы и сказал. Не успел он договорить, как Стив приподнялся на локтях и встал. Должно быть, ему пора было на свидание.
— Стив, ты куда?
— За носовым платком, в раздевалку.
— Зачем он тебе?
— Надо.
— Возьми, у меня есть лишний.
— Мне нужен мой собственный.
Том вытаращил глаза: версия, предложенная Стивом, звучала до крайности неправдоподобно. Стив исподтишка вглядывался в толпу.
Том пожал плечами, и Стив косолапо побрел прочь, явно выискивая свою школьницу. Я глянул на Тома. Том только того и ждал, чтобы немедленно завести глубоко личный разговор о Стиве. Градом посыпались вопросы. Куда Стив пошел? Что он тут делает? Давно ли явился? Все ли это время был со мной? О чем мы с ним говорили?
Я отвечал с таким расчетом, чтобы не напортить, а в остальном — как можно ближе к правде. С тоской в душе наблюдал, как другой — не я — томительно плетется проторенной тропою ревности.
— Не знаю, Том, — слышал я собственный голос. — Почем мне знать? — Я помялся. — А даже и знал бы — что тебе, легче станет, если я скажу?
— Легче не легче, а знать мне надо, — с укором сказал Том.
Я только развел руками. Я знал, что он вовсе не расположен видеть в истинном, курьезном свете коленца, которые в последнее время откалывал Стив.
— Ты забываешь, что я привязан к нему.
— Во всяком случае — ревнуешь.
— Что не обязательно одно и то же. Кому-кому, а тебе, Джо, надо бы это знать. — Том никогда не мог удержаться от соблазна поучить ученого уму-разуму. — Можно ревновать, не любя, но любить, не ревнуя, невозможно.
Он покосился в мою сторону, из чего я заключил, что сказанное относится ко мне. Я так стыдился своей ревности, что не рассказывал о ней Тому, и проявления у меня этого чувства представлялись ему подозрительно хилыми.
Мы посидели в молчании.
Том сказал с большой силой:
— Тяжело это становится, Джо.
Я проникся к нему живым сочувствием.
— А ты не мог бы… ну, я не знаю… отступиться, что ли?
— Конечно, нет.
Мне оставалось, вероятно, только пожать плечами. Вместо этого я сказал просто:
— Тогда жаль.
— Я не умею трубить отбой, — сказал Том, не слишком погрешив против истины. — Я должен наступать, невзирая ни на что. — Он запнулся. — Боюсь, на сей раз не рехнуться бы при этом.