Счастье для людей
Шрифт:
– Ральф…
– Я не шучу. Это действует подсознательно. Словно сигнал, что все в порядке, можно выключаться.
– Чтоб тебя, Ральф.
– Только это. Больше ничего.
– Не будь смешным. Спокойной ночи.
Тишина. Звук дыхания. Я начала засыпать, как в голове всплыл разговор с официанткой. Парень в черном? С привлекательной женщиной тоже в черном? Сидящие на диване Филиппа Старка? Под зеркалом напротив картины Тамары де Лемпицки?
Откуда секретарь Юрия узнала обо всем этом?
– Джен?
– Что?
Он
– Пожалуйста.
– Боже! Это твоя тактика, Ральф? Притвориться обессиленным, а потом сделать ход в сложившейся неразберихе?
Он хихикнул.
– Ага. На самом деле нет. Это у меня впервые.
В голову пришла ужасная мысль.
– Что впервые?
– Это. Ну, ты понимаешь. Быть в постели. С женщиной.
– Ральф!
– После Элейн.
– Вот хрень. Слушай. Прежде всего мы не в постели. Ну, мы в постели, но… Дерьмо. Я сейчас серьезно собираюсь вызвать такси.
– Нет, не надо. Прости, прости, прости. Все, спать. Спокойной ночи, Джен.
Наконец-то.
Когда я была маленькой и не могла уснуть, мой отец говорил мне: «Хорошо, представь, что сидишь пристегнутая в кресле пилота ракеты. Большой палец на красной пусковой кнопке, которая отправит тебя в космос. Откинься назад, расслабься, через пять секунд ты аккуратно нажмешь на кнопку.
Пять.
Представь свой большой палец. Почувствуй кнопку под ним.
Четыре.
За стеклом кабины пилота ты видишь убывающую луну, висящую в ночном небе. Вот туда ты и направляешься.
Три.
Можешь начинать. Приготовься.
Два.
На самом деле Ральф притворяется, что храпит. Храп – свист – храп – свист. Я не сдерживаюсь. Хихикаю. Поворачиваюсь на 180 градусов, чтобы лечь к нему лицом. Честно, я собираюсь поцеловать его в губы быстро и целомудренно, чтобы он заткнулся.
Но что-то пошло не так.
Поцелуй перерос, мне стыдно говорить об этом, в самый настоящий французский поцелуй.
Стыдно ли мне говорить об этом?
Да. Стыдно.
Однако он почистил зубы и не так уж плохо целуется для киберботаника. Он не снял боксеры, слава богу, но это не скрыло его – как бы так выразиться? – энтузиазма.
– Ральф. Можешь сбавить обороты, – сказала я, когда все закончилось.
– Еще, еще, – произнес он, словно озабоченный телепузик.
– Ральф…
Но наши губы соприкоснулись и…
Дерьмо, ну что тут скажешь?
На мое бедро робко опустилась рука.
– Я правда рад, что Юрий не смог прийти сегодня, Джен.
– Ральф. Мы не можем… ну, ты понимаешь. Мы работаем вместе. У меня железное правило. Насчет… с людьми, с которыми я работаю.
(На самом деле у меня нет такого правила).
Он смеется.
– Без проблем, Джен. Никто ничего не узнает.
Признаюсь, я несколько разочарован некоторыми высказываниями Ральфа. «Тебе удается иногда забыть, что это всего лишь программа?»
Всего лишь!
Как бы Ральф назвал свои собственные
Так или иначе, я отклоняюсь от темы. Уловка с электронным письмом сработала как заклинание; звук и изображение из бара «Трилобит» были просто чудесными, а тот факт, что 150 фунтов за шампанское поступили со счета Мэтта, стал просто вишенкой на торте. Вечер – даже если он и закончился неразберихой – должен был заставить Джен почувствовать себя более желанной.
Я вполне уверен – на 88 процентов, – что они не вступали в половую связь. В книге или в фильме все понятно сразу, нет раздражающей неопределенности. В спальне я мог только слушать, и между ними не произошло ничего, а на следующее утро не было ни намека на сексуальные отношения, хотя я признаю, что мои знания реальных людей в реальном мире весьма ограниченны.
Но все прошло лучше, чем я смел надеяться. В военных кругах хорошо известно, что ни один план не срабатывает при первой схватке с противником.
Уходя, Джен говорит:
– Спасибо за яркий вечер.
Ральф спрашивает:
– Когда я тебя снова увижу?
– В понедельник, Ральф. В десять утра. Мы работаем вместе, помнишь?
– Ага. Бррр.
Джен написала Ингрид из такси: «Сгораю от стыда! Проснулась в постели парня с таким жутким похмельем, что впору фотографировать. Его зовут не Дуглас, он не делает мебель, и в ушах не заиграла особенная мелодия только для меня. Теперь пристрели меня!»
Ингрид практически сразу прислала сообщение. «Морской угорь?»
Пока Джен набирала ответ, она добавила: «Морской дьявол? Гигантский кальмар?»
«Никаких морских чудищ. Грустный, но не совсем невзрачный гик с работы. Чрезвычайно неуместный поцелуй с перепою. Страшно неловко. Больше никакой выпивки. Как Это Могло Случиться?»
Тем временем на четырнадцатом этаже из динамиков айпода грохотала песня Somewhere only we know группы Keen. Соединив данные с его мобильного вместе с интригующими обрывками изображения с полузакрытого ноутбука, я бы сказал, что Ральф – именно он – Ральф танцевал по всей своей квартире.
Никому не говорите, но Джен и Ральф – мои любимцы.
(Программы не должны выбирать себе любимцев. Не спрашивайте, как это произошло.)
2
Том похож на поэта, и у него такая же широкая душа, как у поэта, но он зарыл свой талант, продавая туалетные очистители и печенье.
Как говорит сам, он достаточно успешен, но недостаточно удовлетворен.
Сегодня вечером мы находим его лежащим на диване и рассказывающим Виктору о прошедшем дне. В последнее время это вошло у Тома в привычку, на его груди балансирует бокал с бурбоном, глаза устремлены куда-то, скажем, на Юпитер. Том считает такое действие терапевтическим, особенно – как в данном случае – когда с самого утра ни с кем не разговаривал.