Счастье…это?
Шрифт:
– Фира, я уже не знаю, что я делаю сам, а что вы! Не знаю! Не понимаю, что происходит вокруг! Даже там, где я уверен, что сам поступаю по совести, я чувствую ваше незримое присутствие.
– Она сама! – отчеканил Порфирий.
Женщины в это время вошли в комнату с тарелками, Татьяна, понимая, что разговор о ней удивленно спросила.
– Что, я сама? Что, вы тут обсуждаете?
– Вот, Афиноген, утверждает, что это мы с Аглаей вас привели.
– Ну уж нет, – Татьяна улыбнулась и махнула рукой, – я как-то сама привыкла ходить. Конечно жизнь моя, не такая свободная, как
– Для вас, да…, Аглая, Глаша, а для всех Елена Фёдоровна.
Татьяна осуждающе посмотрела на Крошкина, и покачала головой.
– Да, Крошкин, ну и куда ты на этот раз вляпался?
– Ты, даже не представляешь? – Афиноген развел руками, – даже не представляешь, куда. Ты только не переживай, они очень хорошие люди. Они, друзья!
– Хорошие люди, имен не прячут, – резонно заявила Татьяна.
– А, давайте, ужинать, – улыбнулась Аглая, – за столом все мирком и обсудим. Накрывай стол, милый.
Татьяна молча села за стол и презрительно глядя на Афиногена терпеливо ждала пока Порфирий с Аглаей накроют стол. Афиноген растерянно смотрел на Татьяну, и пытался сообразить с чего начать свой рассказ, но нужные слова так и не приходили в голову, потому, что поверить в такое невозможно. Когда стол был накрыт все сели на свои стулья, Порфирий налил всем сок и поднял стакан.
– Ну…, за встречу, за долгожданную встречу.
– Крошкин? Ты пьешь сок? – удивилась Татьяна.
– Да, сок, – поставил стакан на стол.
– И, давно? Если не секрет.
– Неделю, – ответила за него Аглая, – сегодня неделя и один день.
– Вы все про него знаете? Вы живете тут? В квартире?
– Нет, – улыбнулась Аглая, – я нет, вот мой Порфирий, да, они с Финой компаньоны. Он тут бывает очень часто, и ночует тоже. Их нельзя разделить. Мы сейчас попытаемся вам, кое-что объяснить Танечка, постарайтесь абстрагироваться от обычного земного понимания происходящих событий, это сложно принять.
– Земного…? Даже так? Ну он же как-то принял? – она указала на Афиногена.
– Пьян был в дрова, вот и принял, а с похмелья пока разобрался, уже поздно было, – Афиноген осторожно включился в разговор.
– Вон оно, что! – Татьяна всплеснула руками и засмеялась, – а, я-то думала? Крошкин? Это, что же такого они тебе сказали, что ты бухать бросил? Мать, жена, дочь! Все! Тебе были пофиг! А, вот эта парочка пришла пошептала, что-то на ушко тебе с пьяну, и ты бросил сразу. Даже интересно уже становится.
– Это не они, это я сам. Не сразу, а постепенно. А может и они, я уже не понимаю, что они, а что я. Пока я там делал счастливыми людей, я вдруг понял, что потерял сам. Ты не представляешь, сколько у людей горя и несчастья вокруг, и я не представлял. А, теперь я это знаю точно.
– Сам? А, раньше, не сам? Ты сейчас о каких людях говоришь? Что ты там делал? Я, что-то не поняла.
– У нас с Порфирием фирма такая специфическая. Мы делаем людей счастливыми. У нас поэтому поводу договор.
– С кем? Какой договор? Я ничего не понимаю.
– С кухней!
– С кем? С чем? С кухней?
– Ну, сначала
– Крошкин! – Татьяна сердито смотрела на него, – ты серьезно удивил меня, когда появился и говорил со мной, трезвым впервые за много лет, и я пришла сюда, только с одной целью. Только с одной. Хочу понять могу ли я тебе разрешить общаться с дочерью или нет. Я думала, ты одумался наконец-то, что теперь ты можешь дать ей, хоть что-то. И, что я слышу? Кухня! Бог! Счастье! Ты в своем уме вообще? Что ты несешь тут? Что, это за бред? Кто в такое вообще поверит?
– Я…, – Афиноген открыл было рот для оправданий, но его перебила Аглая.
– Татьяна! А, давайте не будем переливать из пустого в порожнее. Давайте сразу к практической части перейдем.
– А, мне вот кажется, что мы уже перешли! Все границы дозволенного! Вы же и людям, это все врете! Какое, счастье?
– А, вот вы чего хотите прямо сейчас? – улыбнулся Порфирий, – вот в эту минуту.
– Хотите счастливой меня сделать? – громко засмеялась Татьяна, – Крошкин, какой же ты…! Я даже не знаю, как назвать тебя! Ты, на людском горе решил наше счастье построить? Ты зачем меня сюда позвал.
– И все-таки? – Аглая настойчиво пыталась вернуть разговор в нужное русло, – только, очень прошу Татьяна, контролируйте свои мысли. Чего вы хотите?
– Чего, я хочу? – Татьяна презрительно посмотрела на Афиногена, и громко ударила ладонью по столу, – я бы сейчас хотела, чтобы тут появилась Машунька наша, и своими глазами посмотрела в какое чудовище превратился ее папочка. Ну, что? Что ваша фирма по этому поводу скажет? Сможете мне такое счастье устроить? Аферисты!
– Татьяна! – Порфирий удивленно смотрел на нее, – вы считаете, что ваше счастье в том, чтобы дочь ненавидела своего отца?
– Чтобы такое говорить, Фирочка, нужно знать, что это такое. Что значит жить без отца! Я жила без отца, а вы жили? И вы считаете, что такого счастья я желаю своей дочери? Что за разговоры? Вы же фирма!? Да или нет? Хватит болтать, уже!
– Она спит, – пыталась остановить ее Аглая.
– Надо же, какая осведомленность! – засмеялась Татьяна, – что? Никак?
– Как скажете, – Порфирий устало опустился на стул, – как скажете.
Татьяна засмеялась и еще раз ударила по столу, посуда пронзительно зазвенела, звон мерно разошелся по всей комнате, и Афиноген сначала не услышал дверного звонка. Но, в дверь настойчиво постучали. Татьяна бросила взгляд на Аглаю, та только развела руками и указала на дверь.
– Откройте, нельзя же ребенка держать на площадке, там холодно.
– Что-о? – Татьяна, насмешливо оглядывая то Порфирия, то Аглаю пошла к двери.
Она открыла дверь на пороге стоял полицейский и нетерпеливо жал на кнопку звонка. Он гневно посмотрел на Татьяну.
– Татьяна Ивановна? Крошкина?!
– Да, а вам кого? – удивленно попятилась Татьяна.
– Вас, мамаша! Дочь свою заберите! Чего она у вас одна так поздно возле дома гуляет! Скажите спасибо, времени у меня нет, но в следующий раз я приду сюда с органами детской опеки. Ясно!