Счастье любой ценой
Шрифт:
— Помочь тебе? — тут же предлагает Владимир.
— Володя… — вырывается у меня.
Он резко оборачивается на звук моего голоса, жадно всматриваясь в моё лицо.
Надо передохнуть и вновь вернуть разговору холодное вежливое обращение, напоминаю я себе. Но что-то уже щёлкнуло, сойдя с места, и навряд ли вернётся обратно.
— Не надо, прошу тебя.
— Надо будет разговаривать с клиентами, общаться с назойливыми риэлторами. Ездить по городу, искать варианты. Я могу помочь. Пожалуйста?
Я молчу. Меня
Я хочу как можно скорее разделаться с проблемой в виде дома, но понимаю, что за желанием Владимира помочь стоит гораздо большее, чем родственные чувства.
И я, и он: мы оба это прекрасно знаем.
— На время можешь пожить у меня, — продолжает Владимир.
— У тебя? — я, не скрывая сарказма, спрашиваю: — Ты понимаешь, как это будет выглядеть со стороны?
— Мы родственники. И я ни слова не сказал о том, что буду жить здесь же. У меня же есть дом, ремонт в нём почти закончен. Я могу жить там, а в квартиру заселить тебя, Янина.
Слова Владимира заставляют меня устыдиться своих помыслов. Я чувствую, что к щекам приливает жар.
— Нет, спасибо. Не надо, правда.
— Хорошо. Тогда давай по-другому. Можно снять квартиру на время, пока я решаю вопрос с продажей твоего дома. Идёт?
— Я не должна соглашаться.
— Не должна. Но тебе хочется это сделать.
Я перевожу дыхание. Иногда мне кажется, что Володя знает меня гораздо лучше, чем я сама.
— Ты прав, Владимир. Я просто не могу себя заставить вернуться в дом. Я возвращаюсь, но каждый раз возникает ощущение, будто с меня сдирают кожу живьём.
— Тогда надо расстаться с этими стенами как можно скорее, — подводит итог всему Владимир. — Сколько ты реально хочешь за него получить? Создаётся ощущение, что цену ты поставила наобум.
Я теряюсь: цифры разлетаются в моей голове.
— Не знаю, — честно признаюсь. — Я посмотрела рыночные цены и выставила примерно такую же. Я не очень хорошо разбираюсь в недвижимости.
— Я займусь этим, посмотрю, выставлю объявление, найду расторопного риэлтора. Я не обману тебя. Ни единой копейкой. Доверяешь?
— Доверяю ли я тебе? — смеюсь горько. — Думаешь, у меня есть веские причины для этого?
— Да, прости. Причин нет. Логично и правильно было бы держаться подальше друг от друга. Но в мире так мало правильного, а чувства вообще не поддаются логическим объяснениям.
Владимир останавливается напротив.
— Пойдём, я покажу тебе спальню. Сегодня ты останешься здесь. А завтра найдём тебе квартиру.
— Нет, — начинаю паниковать я.
— Всё нормально, Янина. У меня пятикомнатная квартира. Я найду себе другой угол.
Владимир говорит, что найдёт себе другой угол, но приводит меня в свою спальню. Там пахнет им: его парфюмом. Разложена куча вещей, рассказывающих о хозяине больше его самого.
— Спасибо,
Я благодарю Владимира, принимая одежду, потому что у меня с собой нет даже пижамы. Торопливо, словно вор, крадусь после душа обратно в спальню.
Мужская футболка пахнет кондиционером после стирки белья. Она кажется очень тёплой, уютной.
Видно, что хозяин её часто надевает: футболка разношена и очень-очень мягкая. Я оставляю один из бра включенным, ложась под пуховое одеяло, думая о том, что впервые просто собираюсь лечь и поспать, не терзаясь болезненными воспоминаниями.
И я устала, жутко устала. Я чувствую себя столетней старушкой, стоящей на пороге смерти: трагические события подкосили мои силы и уверенность в себе.
В голове всплывают строчки из песни: «Весна подарит нам стимулы жить».
А я понимаю, что мне самой нужно придумать этот стимул.
Внезапно чувствую лёгкое движение со стороны двери. Прекрасно понимаю, что в комнате я уже не одна.
Глава 5. Янина
Владимир обходит огромную двуспальную кровать и внезапно ложится поверх одеяла.
В горле становится сухо, как будто самум, ветер пустыни, дыхнул мне в глотку жарким дыханием. Я настораживаюсь.
— Не дёргайся, Янина. Я просто…
— Просто не стоит, Владимир.
— Знаю. И я ничего не делаю. Я просто лежу поверх одеяла. И между нами — вот…
Владимир перекатывается на бок и протягивает руку в мою сторону. Кончики мужских пальцев замирают в нескольких сантиметрах от моего лица.
— Даже рукой не достать, — усмехается он.
— Да. И не надо доставать. Не стоит даже пытаться, прошу.
— Прошло очень мало времени, — говорит Владимир. — Потом немного полегчает.
Я прикусываю губу, не зная, что ответить на эти заверения будущего счастья. От них веет солнечным теплом, а мне кажется, что я увязла в иле на дне глубокого озера, куда не проникают лучи солнца.
— Для тебя мир летит в тартарары, а я не могу думать ни о чём другом, кроме того, что мне до безумия нравится жена погибшего брата, — тяжело вздыхает Владимир. — И это плохо. Аморально, порицательно, отталкивающе. Да как угодно, только не хорошо. Но это же есть. И ты об этом знаешь.
— Знаю.
— Нам было хорошо вдвоём. Тогда…
Владимир разглядывает меня, не таясь. В зрачках отсвечивает огонёк настенного бра, дрожит и пляшет от малейших движений головы.
— Да, ровно до того момента, как я узнала, что ты — это ты. Это было гнусно и подло с твоей стороны, Владимир. И лучше не напоминай мне о том происшествии. Потому что больше всего мне хочется убежать.
— Не надо, — просит Владимир. — Но теперь ты знаешь, что я до сих пор к тебе чувствую влечение. Это была лучшая ночь в моей жизни.