Счастье в огне
Шрифт:
– Три эшелона с боеприпасами… разгружаются круглосуточно… весь транспорт задействован… сюда раненых – обратно снаряды… положение тяжелое…
Варя умоляюще взглянула на Костика, как бы прося, чтобы он опроверг все услышанное ими, чтобы как-то успокоил, сказал, что все это не правда. Но Костик отвел глаза, взял девушку за руку и потянул за собой.
Выбравшись из толпы, они медленно пошли мимо Универмага по улице Мира. И только когда смолк шум толпы, Костик остановил Варю:
– Куда ты сейчас? Домой?
– Не знаю. Наверное, нужно зайти к маме на работу. Она почти наверняка там. Надо узнать, где Митька.
– Я провожу…
На Варя уже не слушала его. Она шла все быстрее и быстрее, свернула на Волгодонскую – так было быстрее. И Костику оставалось только тихо идти за ней.
8
Первый, кого Варя увидела на ступеньках госпиталя, был именно Митька, сосредоточенно ковырявший в носу. Во дворе царило нечто невообразимое: бежали куда-то санитары, въезжали и выезжали машины, четверо подростков под руководством медсестры тащили сложенные друг на друга лавки, перед крыльцом курили раненые, возбужденно переговариваясь. Митька невозмутимо взирал на всю эту суматоху, сидя на верхней ступеньке лестницы. Щеки его были перемазаны чем-то красным, шнурок на одном ботинке развязался, на рубашке отсутствовало несколько пуговиц. Все это придавало ему жалостливый и вместе с тем забавный вид. Девушка со всех ног кинулась к крыльцу, взлетела по ступенькам и подхватила брата на руки. Он был весь пропитан солнечным теплом и пах чем-то сладким. Малыш обвил ее шею липкими ручонками:
– Варя. Тебя очень долго не было. Очень-приочень долго не было. – Из Вариных глаз уже готовы были закапать слезы, но их не оказалось – то ли от жары, то ли от усталости. И только горячий комок остановился где-то в горле.
– Ну, малыш, я вернулась. Все хорошо. А где мама? Ты почему здесь?
– Там. Мама там. Все там. – Митька стал выворачиваться из Вариных рук, и, в конце концов, ей пришлось спустить его на ступеньки. Брат потянул ее за руку. – Пошли, Варя, пошли, заберем маму домой. Я хочу домой.
Домой они в этот день так и не попали. Уже поднимаясь за братом по ступенькам, Варя успела заметить, что Костик, подхватив поехавшую из рук подростков лавочную пирамиду, идет за медсестрой, а упустившие лавки ребята, сопя и отдуваясь, семенят следом. Промелькнула мысль: как же он, наверное, устал, бедный, а теперь еще эти лавки. Но, открыв дверь и войдя в холл госпиталя, она тут же забыла и о лавках и о Костике. В нос ударил запах медикаментов, пота и запекшейся крови. Весь холл был заполнен ранеными – они стояли, сидели и даже лежали на каталках, на лавках и прямо на полу. Кто-то стонал, кто-то бредил, кто-то ругался, кто-то звал врача. Повсюду суетились люди в белых халатах: бинтовали, промывали, несли носилки, тоже ругались, уговаривали или просто молча делали свое дело. То тут, то там раздавался властный голос: этого в операционную, срочно; в процедурный; носилки сюда; поднимайте, аккуратно; здесь только обезбольте; все, этого во двор.
У Вари немедленно закружилась голова, она вцепилась в Митькину ручонку и стала оглядываться в поисках кого-нибудь, кто мог бы сказать, где искать Ольгу Евгеньевну. Ей нестерпимо захотелось присесть, закрыть глаза, заткнуть уши и не слышать больше этого ужасного: «Все, во двор». Это «Во двор» тупой болью билось в Вариной голове, сбивало дыхание – во двор могли выносить только мертвых. А Митька продолжал тянуть ее за руку – видимо он совершенно точно знал, куда надо идти, где искать маму. Варя медленно двинулась за ним, пробираясь между людьми. Совершенно неожиданно взгляд ее выхватил молоденького бойца, совсем еще мальчика, привалившегося к стене. Лицо его было серым, глаза обведены черными кругами, искусанные, растрескавшиеся губы кровоточили. Тоненькая, совсем детская шея торчала из гимнастерки, на которой у левого плеча расплывалось бурое пятно. Парень стоял, обхватив себя правой рукой, и молча смотрел куда-то в никуда. Также молча он стал сползать на пол. Только стена не давала ему упасть.
Варя в последний момент успела подхватить его и аккуратно опустить на пол. Тут же рука ее ощутила влагу. Она посмотрела на свою ладонь – кровь. Девушка стала быстро расстегивать истерзанную, порванную гимнастерку. Обнажилось плечо с жидкой, наспех наложенной повязкой, сквозь которую просачивался и расползался по груди кровавый ручеек. Варя обернулась к Митьке, спокойно разглядывавшему совершенно не предназначенную для детских глаз картину, и подтолкнула его к столу с разложенными на нем медикаментами. Брат без слов понял ее и заковылял в нужном направлении.
– И йод, Митька, – он оглянулся на сестру и двумя руками сгреб бинты и несколько пузырьков. Также молча он проделал обратный путь, спокойно обогнув санитаров, бежавших с носилками ему навстречу, и протянул сестре свою добычу.
Варя распустила узел, удерживавший повязку, и размотала бинт. Глазам открылось нечто рваное, откуда толчками выливалась кровь. Немедленно к ее горлу подступила тошнота и мелькнула мысль о Митьке, который продолжал молча стоять за ее спиной. Вдруг кто-то тронул ее за плечо, предлагая отодвинуться.
– Ну-с, что тут у нас. – Над бойцом склонился мужчина в белом халате. «Врач, – подумала Варя, – Слава Богу». Мужские пальцы быстро пробежали по окровавленному плечу, исторгнув из раненого тихий, какой-то не похожий на человеческий, стон.
– Хорошо, хорошо. Кость не задета.
Варя собралась уже подняться и отойти, оставив раненого на попечение врача. Но тот даже не глядя на нее выпрямился:
– Промывайте, бинтуйте, и в палату. Потом наложим швы. Просто большая кровопотеря. – Последние слова он договаривал уже отходя.
Варя снова склонилась над раненым. Потом бросила взгляд на пузырьки, добытые Митькой – в одном из них оказалась перекись. Она еще раз посмотрела на то, что еще недавно было молодым, юношеским телом. Боец больше не стонал, глаза его были закрыты. Видимо, он все-таки потерял сознание. Девушка беспомощно оглянулась вокруг – все были заняты своим делом, никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Она опять перевела взгляд на раненого, на его землистое, совсем еще молодое лицо с запавшими глазами и поняла, что выбора у нее нет.
Снять гимнастерку не получилось, и Варя просто разрезала ее скальпелем, также предоставленным заботливым Митькой. Стараясь, чтобы руки ее не дрожали, она стала промывать рану куском бинта, смоченного в перекиси. Кровь почти перестала течь. Оторвав еще один кусок бинта и сложив в виде большого тампона Варвара прижала его к ране и быстро-быстро стала бинтовать раненого, молясь про себя, чтобы он не очнулся, пока она не закончит – она просто не смогла бы взглянуть в эти наполненные болью глаза.