Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)
Шрифт:
– Еще один раз.
Словно молния, меня пронзило озарение: сразу же, с первой нашей встречи с Петрониллой, у меня возникло это ощущение близости с ней – опьянение, которое, за неимением более точного определения, можно назвать влечением к риску; оно не соответствует никакой биологической пульсации, не поддается рациональному анализу, и мне
Она нажала на курок. Ничего.
Поскольку в зале уже орали, Петронилла велела всем замолчать и заговорила вновь:
– Только не думайте, что я с вами шутила.
И, не вертя больше барабан, она прицелилась в бутылку на барной стойке и выстрелила. Выстрел прозвучал так громко, что заглушил звон разбившегося стекла.
Раздался гром аплодисментов. Сияющая Петронилла подошла к столику, за которым, кроме меня, никого не было, и подсела рядом.
– Браво! Это было великолепно! – ликовала я.
– Ты так считаешь? – произнесла она с напускной скромностью.
– Какой оригинальный способ отпраздновать тридцать девять лет! Это намек на «Тридцать девять ступеней» Хичкока?
– Почему бы и нет? Что будем пить?
– У меня есть все, что нужно, – ответила я, вытаскивая из рюкзака бутылку шампанского.
Наполнив бокалы, я произнесла тост за нее. Первый же глоток показался восхитительным: ничто так не облагораживает напиток, как русская рулетка.
– Ты могла сегодня пить без меня, – сказала Петронилла.
– Знаешь, ты напомнила мне одно высказывание Наполеона, который всегда ставил охлаждаться бутылку шампанского, чтобы выпить после битвы: «В победе вы заслуживаете шампанского, в поражении вы нуждаетесь в нем».
– Ну и каков твой вердикт?
– Ты его заслуживаешь. С днем рождения!
Как обычно, я говорила слишком быстро. Поздно ночью у нас возник спор по какому-то пустячному поводу, алкоголь сильно преувеличил его значимость. Мы шли по бульвару Ришар-Ленуар, и Петронилла, которой решимости было не занимать, вложила патрон в барабан и прокрутила его. Потом приставила ствол к моему виску и выстрелила.
– На этот раз в уличной ссоре погибнет не Марло, – сказала она моему трупу.
Она порылась у меня в сумке, нашла там эту рукопись, сунула себе в карман, а мое тело спихнула в канал Сен-Мартен.
Назавтра была пятница, рабочий день. Для очистки совести Петронилла отнесла рукопись в мое издательство.
– Текст небольшой, – сказала она главному редактору. – Я пока тут посижу, вы прочтете, а потом мы поговорим.
Она уселась в моем кабинете и со свойственной ей бесцеремонностью два с половиной часа проболтала по телефону с Томбукту.
Потом к ней вышел редактор и спросил, может, мою рукопись следует отнести в полицию?
– А это вам решать, – ответила она.
Петронилла выскользнула из здания, как кошка, и исчезла на парижских крышах, где, как мне кажется, она бродит до сих пор.
А я, труп на дне канала, размышляю о произошедшем и извлекаю уроки, которыми воспользоваться уже не смогу. Напрасно я убеждаю себя, что писать – это опасно, смертельно опасно, я по-прежнему попадаюсь на эту удочку.