Счастливая жизнь для осиротевших носочков
Шрифт:
Чтобы все шло по плану, необходимо встать в 5:46.
Однако сейчас уже 5:47.
Из глубины воспоминаний всплывает голос Анджелы, тихий и успокаивающий.
«Дыши, Алиса».
5:48. Внезапная паника рассеивает туман снотворного. Я никогда не опаздываю. Никогда. Вот уже четыре года, шесть месяцев, две недели и четыре дня я прихожу на работу ровно в семь утра. Я не могу прийти в 7:04 и тем более в 7:13.
Машинально обхватываю левой рукой правое запястье. Прикосновение к покрытым патиной подвескам, свисающим с браслета, навевает воспоминания о шелесте волн, ласкающих мокрый песок на пляже Наррагансетт,
В ушах снова звучит успокаивающий голос Анджелы.
«Дыши, Алиса. Все будет хорошо». Один. Задерживаю дыхание.
Два. Вспоминаю: я в отеле. Три. Я в 3623 милях от Нью-Йорка. Нет. Здесь расстояние измеряется в километрах.
Я в 5834 с хвостиком километрах от дома. Я в Париже.
Четыре. Я не опаздываю на работу. У меня больше нет работы.
Давление на грудь ослабевает. Воздух возвращается в легкие. Открываю глаза. К номеру отеля не придраться: он чистый, белый, аккуратный. Здесь царит идеальный порядок: стул перед столом стоит ровно, как и меню обслуживания номеров, заточенный карандаш лежит параллельно блокноту…
Все хорошо.
Я никуда не опаздываю. Единственная встреча назначена только на десять. Сегодня мир не рухнет.
Три недели – ровно столько у меня не случалось панических атак. Анджела оказалась права: опасно было уезжать так поспешно. Слишком много эмоций, слишком много перемен, с которыми надо справиться. Но мне пришлось уехать. У меня не было иного выбора.
Тщательно застилаю кровать, несколько раз проверяю, не осталось ли складок. Идеально ровно раскладываю подушки и смахиваю микроскопические пылинки с кремового покрывала. Горничная не справилась бы лучше. Наверное, она решит, что я сумасшедшая или дура. И будет права.
Тебе не нужны эти ритуалы, Алиса. Ты должна научиться справляться с приступами паники. Должна взять себя в руки, чтобы казаться нормальной. Обычной.
Ценой неимоверных усилий заставляю себя раскидать подушки, сдернуть одеяло и смять простыни. Стараюсь не смотреть на складки и угол откинутого одеяла – угол хаоса в идеальном квадрате кровати. Я должна начать новую жизнь, ради этого я пересекла Атлантику. Здесь я могу быть обычной девушкой. Обычной девушкой, с которой никогда ничего не случается.
* * *
10:04. Женщина, назначившая мне встречу, опаздывает на четыре минуты. Двести сорок секунд моей жизни потрачены впустую. Сгинули в небытие.
В одном часе шестьдесят минут. В одной минуте шестьдесят секунд.
Поправляю хвост – в десятый раз. Мне никак не понять опозданий: чтобы прийти вовремя, нужно всего-то вовремя уйти. Пространственно-временной континуум, в котором я живу, априори не отличается от пространственно-временного континуума, в котором живут остальные люди, но, похоже, во всем мире только я постигла великую тайну бытия, которую подавляющему большинству человечества еще предстоит осознать.
Время в пути = время, затраченное на транспорт + время, затраченное на пешее передвижение + несколько минут в запасе.
Наше время на исходе. Порой мне кажется, что одна я знаю эту страшную истину, поэтому мне хочется предостеречь тех, кто попусту тратит самый драгоценный дар, который дала нам Вселенная, а именно: время. Мне хочется сказать: вы ведь осознаете, что однажды мы умрем? Жизнь коротка, она быстро подходит к концу, на счету каждое мгновение! Время уходит, в прошлое нельзя вернуться, нам остаются лишь сожаления, похожие на осколки ракушек, выброшенных волнами на берег…
Все, хватит.
Дыши, Алиса.
Подумай о чем-нибудь другом.
Вокруг серость, сплошная серость, которой нет конца. Мелкий дождь влажной вуалью падает на лицо, а я расстегиваю пальто.
Пасмурное парижское небо низко нависает над землей, но температура – не ниже пятидесяти градусов по Фаренгейту. Сколько это по Цельсию? Нужно научиться использовать шкалу Цельсия. Со станции «Бельвиль» длинной вереницей тянется огромная толпа людей, мужчин и женщин, их зонтики серо-черными цветами распускаются один за другим. Рядом со мной спотыкается девушка, и я едва успеваю подхватить ее под локоть. Она беременна. Я взволнованно спрашиваю:
– Вы не ушиблись?
– Нет-нет. Все хорошо.
Явно опаздывая и потому нервничая, девушка наклоняется, чтобы собрать содержимое своей сумочки, которое высыпалось на тротуар. Тороплюсь ей помочь.
– Давайте я. Не наклоняйтесь.
Поднимаю ее вещи: телефон, пачку салфеток, ручку и несколько монеток.
– Спасибо, – говорит девушка, с облегчением вздыхая. – У меня так ноет спина…
Мы обмениваемся улыбками, и на короткое мгновение ее теплое выражение лица заставляет меня успокоиться. Подавляю порыв дотронуться до округлого живота, растянутого заключенной в нем маленькой жизнью. Пожелав мне хорошего дня, девушка исчезает в потоке людей, и я снова сама по себе. Чувствую, как под ногами вибрирует метро. Два миллиона двести тысяч жителей. Париж урчит, шевелится в своей вечной суете. Я поступила правильно, приехав сюда. Париж – идеальное место, чтобы исчезнуть, затеряться в толпе безликих прохожих, забыться и быть забытой.
– Алиса Смит?
Передо мной стоит невысокая женщина чуть за пятьдесят. Выглядит она элегантно: бежевый плащ, седеющие волосы собраны в пучок-улитку и зафиксированы лаком. Я протягиваю ей руку.
– Да. Здравствуйте.
– Я Джейн Томпсон из агентства «Филд и Томпсон», – говорит женщина на идеальном английском. – Мы разговаривали по телефону.
– Рада встрече.
– Пойдемте, – властным тоном говорит она, раскрывая над моей головой шотландский зонт. – Как видите, до метро рукой подать.
Но я хотела другого, поэтому, откашлявшись, говорю:
– Вообще-то я думала о квартире поближе к Марэ или Монмартру…
Она останавливается и громко смеется.
– А почему сразу не в Диснейленде? Знаю, американцы любят Марэ и Монмартр, но это очень туристические места. В Марэ по выходным столько людей, что не протолкнуться, а Монмартр далеко от центра. К тому же там полно туристов и карманников. И потом, учитывая ваш бюджет, об этом не стоит и думать…
– Вот как.
Прячу разочарование под сокрушенной улыбкой. Я наивно представляла себя в мансардной квартире с открытыми деревянными балками и видом на базилику Сакре-Кер, и теперь мне стыдно, что я выгляжу стереотипной американкой.