Счастливчик Старр (Lucky Starr)
Шрифт:
Конвей и на этот раз рассчитывал на то, что Доремо сумеет его сохранить. Он вошел в номера, предназначенные для эламитов, с дружелюбным выражением лица. Стараясь избежать излияния чувств, он сердечно пожал всем руки. Он сощурился в слабом красноватом свете и взял стакан эламитского напитка.
— Ваши волосы тоже стали совсем белыми, с тех пор как я видел вас, Конвей, такими же белыми, как и у меня, — заметил Доремо.
— Прошло много времени с нашей последней встречи, Доремо.
— Значит, они побелели не из-за событий последних месяцев?
Конвей печально улыбнулся.
— Это
Доремо кивнул, продолжая потягивать напиток.
— Земля сама поставила себя в такое неприятное положение.
— Это так, и все же по всем правилам логики Земля права.
— Да? — уклончиво молвил Доремо.
— Не знаю, много ли вы размышляли, прежде чем поднять этот вопрос…
— Достаточно много.
— Не хотите ли вы обсудить его предварительно…
— А почему бы и не обсудить? Сирианцы уже были у меня.
— Ах! Уже?
— Я останавливался на Титане по пути сюда. — Доремо покачал головой. — Они устроили там отличную базу, насколько я мог заметить; они сразу же снабдили меня темными очками — как ужасен этот голубой свет Сатурна, который, конечно, так вреден для зрения. Вы должны доверять им, Конвей; они делают замечательные вещи.
— И вы решили, что они имеют право колонизировать Сатурн?
— Мой дорогой Конвей, я знаю только одно — я хочу мира, — твердо произнес Доремо. — Война никому не принесет добра. Ситуация, однако, такова: сирианцы овладели системой Сатурна. Как можно вытеснить их оттуда, не прибегая к войне?
— Существует только один путь, — проговорил Конвей. — Если другие внешние миры уяснят, что они должны рассматривать Сириус как агрессора, то Сириус не сможет противостоять всей Галактике.
— Ах, но каким образом можно убедить внешние миры голосовать против Сириуса? — спросил Доремо. — Многие из них, уж простите меня, пожалуйста, традиционно относятся к Земле с подозрением, к тому же они скажут, что система Сатурна была необитаемой.
— Но это была явная оккупация, после того как Земля первой признала независимость внешних миров, как результат гегелевской доктрины, согласно которой способной к независимости следует считать лишь систему, не меньшую, чем звездная система. Когда мы говорим о неоккупированной планетной системе, то подразумевается, что она является частью неоккупированной звездной системы как целого.
— Я согласен с вами. Я признаю, что это был захват. Однако этот захват никогда не подвергался испытанию. Теперь же это произойдет.
— Вы думаете, — мягко сказал Конвей, — что было бы мудрым не считать это захватом, принять новый закон, согласно которому было бы разрешено любому постороннему лицу проникать в систему и колонизировать там незаселенные планеты?
— Нет, — ответил Доремо решительно, — я так не думаю. Я думаю, в наших общих интересах следует продолжать рассматривать звездные системы как неделимое целое, но…
— Но?
— На этой конференции разгорятся страсти, делегатам будет нелегко логически сблизить свои позиции. Если я осмелюсь посоветовать Земле…
— Давайте. Это неофициально и не войдет в отчет.
— Мне хотелось бы сказать: не рассчитывайте на поддержку на этой конференции. Позвольте Сириусу
Конвей покачал головой.
— Невозможно. Если мы потерпим здесь провал, у нас разгорятся страсти; они уже разгораются.
Доремо пожал плечами:
— Страсти повсюду. Я в целом настроен весьма пессимистически.
— Но если вы сами уверены в том, что Сириус не должен находиться на Сатурне, неужели вы не постараетесь убедить в этом других? Вы влиятельная личность, обладающая авторитетом в Галактике. Я не прошу вас поступать вопреки своим убеждениям. Это провело бы борозду между войной и миром.
Доремо оставил свой бокал и вытер губы салфеткой.
— Именно так я поступил бы охотнее всего, Конвей, но на этой конференции я не осмелюсь даже сделать и попытки. Сириус имеет основания действовать по-своему, и Эламу опасно становиться у него на пути. Мы — маленький мир… В конце концов, Конвей, если вы созвали эту конференцию, чтобы достичь мирного решения, зачем вы одновременно посылаете свои военные корабли в систему Сатурна?
— Это то, что вам рассказали сирианцы, Доремо?
— Да. Они сообщили мне некоторые факты, которыми они располагают. Мне показали даже захваченный корабль землян, который летел на Весту, ведомый с помощью магнитных щупалец сирианского корабля. Мне сказали, что не кто иной, как Лакки Старр, о котором даже мы на Эламе слышали многое, находится на его борту. Я знаю, что Старра сейчас препроводили на Весту для дачи показаний.
Конвей медленно наклонил голову.
— Теперь, — продолжал Доремо, — если Старр подтвердит военные действия против сирианцев — а он это сделает, другого и не может быть, коль сирианцы разрешают ему дать показания, — тогда это все, что нужно конференции. Все другие аргументы отпадут. Старр, мне это известно, ваш приемный сын.
— До некоторой степени, да, — пробормотал Конвей.
— Вы понимаете, что это еще хуже. И если вы скажете, что он действовал без санкций Земли, как я предполагаю, то вы должны…
— Это действительно так, — подтвердил Конвей, — но я не готов сказать, что мы предъявим ему претензии.
— Если вы отречетесь от него, никто вам не поверит. Делегаты внешних миров поднимут крик о «вероломстве Земли», о ее лицемерии. Сириус приложит к этому все усилия, и я не смогу ничего сделать. Я не смогу даже подать свой голос в защиту Земли… Земле в настоящий момент лучше уступить.
Конвей отрицательно качнул головой:
— Земля не сможет пойти на это.
— Тогда, — сказал Доремо с бесконечной грустью, — это будет означать войну, войну всех нас против Земли, Конвей.
15. Конференция
Конвей опорожнил свой бокал. Затем поднялся, чтобы уйти, на лице его было выражение крайнего отчаяния.
Как запоздалое объяснение прозвучали его слова:
— Но, вы знаете, мы ведь не слышали еще показаний Лакки. Если результаты не будут такими плохими, как вы полагаете, если его показания окажутся даже не наносящими вреда, то не смогли бы вы тогда выступить в защиту мира?