Счастливые кошки (сборник)
Шрифт:
— Ну что мама с папой? — рассудительно ответила Рита как старшая. — Где я тебе опять возьму маму с папой, чтобы они тебя, как всегда, баловали. Мама с папой ты знаешь где. На кладбище уже тридцать пять лет.
Лиза начала плакать о маме и папе. На душе у нее было мрачно и печально, а за окном светило солнышко и летали птицы. Рита стала как старшая прибирать в комнате, а юбку свою подвязала поясом, потому что юбка с нее падала.
Лиза смотрела вся в слезах на Риту и думала, что опять Рита старше, опять она начнет командовать и не давать проходу: руки мой, кровать убирай, за картошкой иди. Маму-папу слушайся. И тут Лиза вспомнила, что мамы и папы нет, и прямо завизжала от горя.
Рита подняла с полу коробку с лекарствами и стала искать в ней мазь. Лиза все плакала. Рита не нашла мазь и расстроилась до слез. Они сидели каждая в своем углу и плакали.
— Я не хочу с тобой жить, вредная Рита, — сказала наконец Лиза.
— Я-то думаешь, хочу? Я тебя все восемьдесят пять лет твоей жизни приучала к порядку и не приучила. Куда ты засунула мазь, ты не знаешь, что это за мазь, ведь мы могли бы быть молодыми, вечно прекрасными, вечно семнадцати лет!
— Ага, тебе-то будет семнадцать, а мне еще пятнадцать, причем вечно, а я не хочу! В пятнадцать лет все тебе делают замечания, в пятнадцать лет, я помню, я все время плакала.
— Но ведь жизнь опять промелькнет как сон, — заметила Рита.
— Все равно мази нет, — сказала Лиза. — Лично я хочу вырасти, выйти замуж, родить детей.
— Охо-хо, — сказала Рита, — все снова-здорово: болезни, роды, стирки, уборки, покупки. Работа. На улице то демонстрации, то митинги, не дай Бог опять война, — зачем все это? Все любимые наши давно там, и я бы хотела быть с ними.
— А что бы я без тебя делала, одинокая больная старуха! — снова заплакала бедная Лиза, вытирая маленькой ручкой слезы и сопли своего курносого носа. — Кто бы пожалел бедную старуху, кто бы ее похоронил? — ревела она.
А Рита тем временем все искала и искала волшебную мазь.
Однако ближе к ночи сестры сварили себе по картошке. Причем ели с отвращением и картофельный суп с луком, и пюре на второе, и кефир на третье. Очень хотелось пирожного, мороженого или конфет, в крайнем случае хлеба с сахарком.
— Как это мы могли есть такую бяку? — сказала Лиза, не доев картошку.
— А что делать? Пенсии-то маленькие.
— А зачем нам семнадцать ящиков? — спросила Лиза.
— Мы же хотели сделать прихожую, ты помнишь, полки?
— Да ну, — сказала Лиза, — какая-то противная квартира, нищета какая-то, никого невозможно пригласить в гости. А куда куклы-то подевались?
— Да ты помнишь, наша внучка-то три года назад…
— Ах да, она в последний раз приезжала и выкинула все старые игрушки, в которые когда-то сама играла.
— Мы берегли для ее деток, берегли, она приехала и выкинула.
— А мой велосипед? — спросила Лиза.
— Его разобрал твой внук, хотел собрать из него автомобиль, но потерял какой-то винтик.
— Ах да, он еще сломал нашу швейную машинку. Ах да.
— Милые детки, — сказала Рита. — Вот они удивятся, что вместо двух старушек у них появились две девочки-бабушки?
— Они нас не узнают, — сказала Лиза. — Они нас выкинут из квартиры и начнут вести следствие, кто убил старушек и живет вместо них, ты представляешь?
— Да! А как теперь почтальон нам отдаст старушкины пенсии?
Тут девочки всерьез забеспокоились. Пенсию принесет знакомая почтальонша. Рита получала пенсию через два дня, а Лиза через неделю. Надо было что-то предпринимать.
Теперь вопрос, как выглядеть перед соседями. Соседи были люди очень активные. Все время то слушали музыку, то ругались, то роняли посуду, то их дети сидели на лестнице, курили и громко разговаривали на таком языке, от которого у старушек закладывало уши, темнело в глазах и прекращалось всякое понимание. И так, ничего не понимая, старушки уходили в магазин, в парк, в библиотеку и возвращались в подъезд, где на лестнице очень плохо пахло, воняло дымом, как после пожара, и шел громкий разговор молодежи на непонятном языке.
Девочки Рита и Лиза стали думать, как быть.
Можно, конечно, уходить в парк или библиотеку допоздна. Но молодежь, что самое опасное, именно на ночь глядя созревала для решительных дел, и по утрам в подъезде очень ругалась уборщица, которая вообще приходила, только когда имела свободное время (а кто в наше время его имеет?). Уборщица приходила тогда, когда жильцы писали жалобы в городскую газету, а также в правительство.
Сестры и так до своего волшебного преображения жили как возле вулкана Соседские дети очень следили за старушками и время от времени взламывали их квартиру. Дело кончалось плачем старушек, приходом милиции и констатацией того факта, что «ничего не украдено, только приходили попить водички, а ваше барахло нам ни к чему». Составлялся акт, и еще долгое время проходы старушек через подъезд на улицу сопровождались громким искренним смехом детей.
Лиза и Рита притихли. Если бы они жили на первом этаже, можно было бы выходить через окно. А они жили на шестом. Девочки представили себе, что будет, если они выйдут на улицу.
Исключение составляло раннее утро. К утру все компании обычно уставали и разбредались. В пять утра, это было проверено, они все спали.
Но возвращаться нужно было не позже девяти. В девять утра часть детей уже была в школах, а та часть, которая прогуливала, еще спала. Те же, кого судьба в виде непреклонных родителей выгоняла на улицу идти в школу, держались первые два часа подальше и от школы, и от дома.
Надо было также избегать и взрослых. Обычно все в подъездах волей-неволей знают соседей, особенно с годами, а дом стоял уже тридцать лет. Лиза и Рита получили эту квартиру после того, как их, еще сравнительно молодых женщин, пятидесяти пяти и пятидесяти семи лет, выселили в новый район. А в их прежнем доме устроили сначала ремонтную контору, а потом вообще ничего, а теперь там был сквер и песочница. Лиза и Рита еще были тогда счастливы, что их поселили в доме с лифтом и с балконом, но все тридцать лет их донимали люди, которые обязательно хотели переселить сестер в еще худшие квартиры или вообще в другой город, чтобы самим жить именно в этой удобной квартире с балконом и лифтом. Эти люди постоянно пытались навещать бабушек, особенно когда пронюхали, что Ритины дела плохи. Разумеется, эти люди предлагали бабушкам деньги, и очень большие. Бабушки же привыкли к своему новому жилью и к двум милым чистым комнаткам окнами в садик, к балкону, на котором они гуляли, то есть дышали воздухом, когда нормальным человеческим путем уйти из дома было уже нельзя. Тогда-то старушки придумали еще и корзиночную почту. Та, что дома, спускает из окна корзинку на веревке, а та, что внизу, кладет туда покупки. Это на случай, чтобы соседские дети не обобрали по дороге к лифту, в лифте или же на выходе из лифта. Идти пешком вообще не представляло тогда смысла, да и последние десять лет не по силам. Шутка ли, шесть этажей, да еще соседские деточки, не голодные, но любопытные.