Счастливые шаги под дождем
Шрифт:
– Я так не смогу! – прокричала она.
– Придется! – проорал Бобби. – Единственный другой путь с этого поля – вернуться по той же дороге.
И Бобби натянул поводья, готовясь к прыжку.
Сабина рассудила, что долгий обратный путь в одиночестве предпочтительней сломанной шеи, и придержала коня. Но серому это не понравилось. Полный решимости остаться с товарищами, он наклонил голову вперед и ринулся к откосу, не обращая внимания на сдерживающие поводья и уговоры. Сабине некогда было раздумывать – либо она рухнет сейчас на мокрый дерн, либо доверится этому животному и постарается удержаться
Отпустив поводья, Сабина засунула ноги глубже в стремена и зажмурилась. «Сейчас я умру, – подумала она. – Я люблю тебя, мамочка». И вдруг конь рванулся вперед, а она дернулась назад, покачнувшись в седле. На миг открыв глаза, она увидела, что они уже наверху. Конь наклонил шею, ища устойчивого положения для ног, а затем, когда Сабина зажмурилась и пронзительно закричала, они прыгнули вниз, пролетев невероятное расстояние, и ее бросило вперед при приземлении, стремена соскочили с ног, и она судорожно схватилась за шею лошади.
– Сюда! Сюда! – прокричал Бобби, смеясь и пихая поводья ей в руки. – У тебя получилось! Отлично!
Сабина выпрямилась в седле, захлебываясь от смеха и похлопывая лошадку по шее, не в силах поверить в то, что они сейчас совершили.
– Хороший мальчик, хороший мальчик, – радостно пропела она. – Умный, умный мальчик.
Воодушевившись, она хотела кричать и петь и снова перепрыгнуть через эту чертову штуку. Повернув к Бобби сияющее лицо, Сабина широко улыбнулась:
– Одна я бы этого не сделала. Здорово, что ты остался наверху!
Очень несправедливым казалось, что человек, только что взявший на лошади самый большой на свете откос, должен долго смывать грязь с лошадиных ног, отмывать и чистить сапоги, когда у человека болит все тело и ноют кости и он так замерз, что пальцы не слушаются. Тем не менее Джой выразилась вполне определенно:
– Лошадь на первом месте. Она хорошо тебе сегодня послужила, поэтому ее надо как следует почистить.
К тому времени, когда Сабина отмыла наконец грязь, приподнятое настроение у нее полностью улетучилось, она замерзла и оцепенела. Пожалуй, ей самой не помешало бы почиститься и отведать горячей запарки из отрубей, которая пахла довольно аппетитно. Как назло, в тот самый момент по лестнице сошла Джой и, извинившись, сказала, что возникли проблемы с горячей водой и ванну принять сейчас нельзя.
– Ты шутишь! – чуть не заплакала Сабина.
Мысль о том, что придется просто снять с себя влажную одежду и надеть другую, тоже холодную, привела ее в полное уныние.
– Нет, не шучу. – Джой помолчала. – Но Энни говорит, сегодня у них нет гостей и тебя приглашают принять ванну у них. – Она улыбнулась Сабине. – Ты ведь не думаешь, что после целого дня охоты я оставлю тебя без горячей ванны? Это, пожалуй, самое приятное за весь день.
Сабина улыбнулась в ответ, молча удивляясь странному чувству юмора бабушки, потом побежала наверх за полотенцем и шампунем. Ванна в доме у Энни! Горячая вода без ограничения! Мыло без глубоких серых
Однако, едва войдя в дом Энни, она почувствовала что-то неладное. Поначалу Сабину подмывало рассказать Энни о прошедшем дне, о том, что Бобби назначил ей свидание, и заранее поблагодарить за приглашение воспользоваться ванной. Но когда она увидела их обоих, сидящих в разных углах гостиной и не глядящих друг на друга, слова замерли у нее на устах.
– Я… я… привет, – остановившись в дверях, пробормотала Сабина.
Царила непривычная тишина, даже телевизор был выключен. Тишина была какая-то тревожная – отягощенная высказанными словами.
– Сабина… – чуть выпрямившись, произнес Патрик.
Энни, в огромном свитере, воротник которого был натянут до подбородка, посмотрела на нее как на пустое место. Сабина, переминаясь с ноги на ногу, собиралась уже ретироваться.
– Я… можно мне принять ванну?
Патрик кивнул, но Энни в недоумении медленно подняла голову:
– Ванну?
– Я думала, бабушка…
– Ты только что разговаривала с миссис Баллантайн по телефону и сказала, что Сабина может принять ванну. Я сам слышал. – Патрик говорил несколько раздраженно, словно продолжая обмен репликами.
– Конечно, можешь принять ванну, – пожала плечами Энни. – В любое время.
Сабина с тревогой посмотрела на нее:
– Сейчас? Бабушка сказала, что можно прийти сейчас.
Последовала короткая пауза. Патрик не выдержал первым:
– Конечно, Сабина. Мы тебя ждали. Поднимайся наверх и, если что-нибудь понадобится, зови. Можешь не торопиться.
Сабина медленно прошла через гостиную к лестнице.
– Я принесла свои полотенца, – тихо произнесла она, словно это могло поднять настроение Энни.
Ответил ей опять Патрик:
– Хорошо, Сабина. Отдыхай.
Сабина пробыла в ванне довольно долго, но не ради удовольствия. Она поймала себя на том, что тихо лежит в остывающей воде, прислушиваясь к звукам ссоры – длинным паузам, отрывистым голосам, раздраженному хмыканью – тому, что присуще ссорам взрослых людей. Они явно ссорились, но конфликт казался односторонним, как будто Энни отказывалась в нем участвовать, оставив все на усмотрение Патрика. Энни была ее подругой, и Сабина мысленно встала на ее защиту. Как он может ругаться с женщиной, потерявшей дочь? Как он может спорить с человеком, не примирившимся пока со своим горем? И все же, внимательно присмотревшись к Патрику, можно было предположить, что он страдает больше.
Сабине не хотелось спускаться вниз. Не хотелось пересекать эту зону конфликта, улыбаясь и поддерживая вежливый разговор, а потом лечь к себе в постель, чувствуя себя несчастной. «Если мне понадобилась бы зона конфликта, надо было остаться дома», – подумала она, мрачно улыбнувшись собственному остроумию. Но дело было в другом. Она не хотела, чтобы Энни с Патриком расстались. Патрик явно любит жену, а та сильно любила их дочь, и им следует поддерживать друг друга, чтобы пережить это, а не расставаться. Иногда все представлялось Сабине таким простым, что ее удивляло, почему взрослые все понимают неправильно.