Счастливые шаги под дождем
Шрифт:
Когда минуло три долгих дня после ужина в день Праздника луны, Джой сообщила Эдварду о своих планах. Она встретилась с ним за завтраком – аккуратно уложенные волосы, голубая блузка с коротким рукавом, белые слаксы. Наливая мужу чай, она не смотрела на него.
– Я сказала Вай Ип, что ей не надо возвращаться в Китай, – произнесла Джой размеренным, тихим голосом.
Она впервые заговорила с ним после ссоры.
Эдвард поднял глаза, не донеся до рта кусочек тоста.
– Что?
– Я поговорила с людьми. В Китае ее не признают. Ее и ребенка. Ей не удастся найти работу, а ребенка могут
Наступило долгое молчание. Эдвард поднялся из-за стола и подошел к ее стулу. Потом опустился на колени и на миг прижался лицом к ее руке, а затем поднял голову.
– Я думал… думал, ты уйдешь от меня, – дрожащим голосом произнес он.
Джой молчала. Она смотрела в окно, губы у нее дрожали. На коже она чувствовала его горячие слезы.
– О господи, Джой, я так тебя люблю! Прости, прости меня. Мне было ужасно одиноко. Я…
Джой резко повернула к нему голову и отдернула руку:
– Не хочу об этом говорить. Никогда!
Глава 15
Сабина сидела на перевернутом ящике в летнем домике, набросив на плечи изъеденную молью попону и плотно натянув на грудь рубашку, но все же дрожала от холода. Она была здесь уже с полчаса, прислушиваясь к настойчивым призывам Тома из конюшни и следя за тем, как сумерки переходят в ночь, застилающую все вокруг своей чернотой. Тихо плача в этом заброшенном убежище, парализованная изумлением и горем, она даже была не в состоянии застегнуть измятую рубашку.
Сначала Сабина не знала, куда идти, повинуясь только властному желанию скрыться от Тома, избавиться от горечи унижения. Поэтому она пошла в нижние поля, вышла, не помня себя от горя, на дорогу к деревне и в конце концов оказалась в летнем домике. Теперь Сабина пребывала в замешательстве: если она вернется в дом, ей придется объясняться с матерью. А если останется здесь, то совсем замерзнет, потому что оставила свитер на двери стойла. Одно она знала точно: ей придется уехать из Килкарриона, нельзя оставаться здесь после того, что она совершила.
Сабина вытерла нос тыльной стороной ладони и, вспоминая, как положила руку Тома себе на грудь, вновь разразилась сердитыми слезами. С каким ужасом он тогда посмотрел на нее. Что он про нее подумал? Она не лучше матери – такая же шлюха. Зачем она это сделала? Она все испортила. Но в голове вертелась другая мысль: «Неужели я такая противная? Что ему стоило поцеловать меня в ответ?»
Боясь привлечь к себе внимание, Сабина не включила свет, но на наручных часах разглядела, что уже полшестого. Во дворе раздавалось хлопанье дверей и звон ведер – лошадям задавали вечерний корм. Где-то там суетится бабушка – чистит собак или загружает морозильную камеру. В доме Линда отсчитывает последние полчаса, потом забирается в свою маленькую блестящую красную машину и едет домой. Вероятно, будет смотреть сериал. Ее день расписан в зависимости от этих сериалов, и даже дед принимает лекарства в соответствии с графиком просмотра.
Вспомнив о дедушке, Сабина стала еще сильней тереть глаза.
Энни. Она может пойти к Энни. Энни поймет. А если у Энни неудачный день, она может позвонить от нее Бобби и попросить его приехать. В конце концов, необязательно все ему рассказывать.
Сабина сбросила попону и, внимательно оглядевшись по сторонам, проскользнула через заброшенный сад к задним воротам, стараясь унять дрожь и икоту – следствие слез – и идти быстрым шагом.
По какой-то причине все три фонаря, стоящие на главной улице Баллималнафа, в тот вечер не горели, и Сабина, радуясь ясному небу, обхватив себя руками, едва не бежала по дороге, слыша лишь звук собственных шагов. Свет исходил только из окон домов, мимо которых она проходила, – там, где шторы еще не задернули, – освещая сценки семейной жизни. Вот молодая пара расположилась на диване перед телевизором, а ребенок играет на полу, вот старушка читает газету, вот накрытый к чаю стол, а невидимый с улицы телевизор бросает в угол комнаты движущиеся отсветы, как от северного сияния. Пробегая мимо, Сабина видела этих людей, и ей становилось совсем тоскливо.
«У меня никогда не будет нормальной семьи, – думала она, вновь ударяясь в слезы. – Я всегда буду сторонним наблюдателем, который заглядывает в окна».
Перед домом Энни Сабина остановилась, стараясь отдышаться и вытирая глаза. В конце концов, не надо было, чтобы Энни подумала, будто кто-то умер. Для одного дня и так довольно происшествий.
Свет внизу горел, хотя шторы были задернуты, как и последние несколько раз, когда Сабина проезжала мимо верхом. В нерешительности остановившись перед крыльцом, Сабина вспомнила слова миссис X. о том, что Энни нужен психотерапевт, и наконец-то застегнула рубашку, собираясь войти.
В этот момент дверь дома распахнулась, и сад осветился полосой ярко-оранжевого света. На пороге стоял высокий худой мужчина с темными волосами, в блестящих велосипедных шортах, который собирался сбежать по ступеням, но, увидев Сабину, схватил ее за плечи.
– Слава богу! – выдохнул он. – Нам нужна «скорая»! – (Сабина оцепенела.) – «Скорая»! У тебя есть мобильник? – Она во все глаза смотрела на него, и мужчина досадливо покачал головой. – Послушай, я всего лишь постоялец. Энтони Флеминг. Просто я вернулся вечером, хотя не собирался, и нашел миссис Коннолли… и… вот, ей нужна «скорая». Срочно. У тебя есть телефон? Этот, кажется, отключен.
У Сабины на миг остановилось сердце, и она заглянула в ярко освещенный дом. Она знала, что у Энни депрессия, но мысль о том, что… не приходила ей в голову. Сабина вздрогнула. Она вдруг вспомнила про девочку из школы, которая два года назад вскрыла себе вены в туалете, – в школе ее запугивали. Как рассказала ей одна ученица, кровь брызнула до самого потолка.
– Она… она… – Голос ее замер.
– Ну, я не специалист, но, похоже, ждать осталось недолго, – ответил мужчина. – Нельзя терять время. Где телефон?