Счастливый номер семь
Шрифт:
Или я привык. Я не целовал девушек с тех пор, как Лайла заявилась в мою квартиру, желая набраться опыта в колледже и сообщив, что хочет составить список. Но в торговом центре она акцентировала внимание на том, как здорово, что мы не рассматриваем друг друга как партнеров, а на вечеринке в прошлые выходные она неоднократно повторяла, что не заботится о том, чтобы впечатлить меня.
Уверен, я смогу разубедить ее, если поцелую — я чертовски уверен, что сделаю это лучше, чем лижущий подбородок Джефф.
— Довольно забавная история… — Лайла схватила один
— Э, фу, — я потянулся за своим напитком. — Спасибо, но я могу найти множество девушек здесь, в колледже.
— О, я в курсе. Но это был момент, когда я начала думать, что совсем не знаю тебя.
Я опустил свой стакан и посмотрел ей в глаза.
— Лайла, ты одна из немногих людей, кто по-настоящему знает меня.
Она на мгновение прищурилась, и, когда закусила губу, я понял, что она хотела спросить что-то еще.
— Давай. Что ты хочешь узнать?
Невероятно. Один укус губы, взмах ресниц, — и я даю ей разрешение совать нос в ту часть моей жизни, которую держу в секрете.
— У тебя есть еще братья или сестры?
— Слава Богу, нет. Потому что Меган — максимум того, что я могу вынести.
Лайла поставила локоть на стол и оперлась подбородком на свою руку.
— Я всегда задавалась вопросом, каково это — иметь брата или сестру.
Я обмакнул луковое колечко в кетчуп.
— Не так круто, как принято считать.
— Ой, да ладно. Я слышала разговор только с одной стороны, но могу сказать, что ты ее обожаешь.
Проклиная себя за начало этого разговора, я прикончил свое пиво. Я хотел заказать еще одно, но позже мне нужно будет сесть за руль. Что означало, что мы просидим здесь еще немного, слушая куда более ужасное пение, чем наше, пока Лайла будет задавать неизвестно сколько вопросов.
— Как я и говорил, Меган — королева драмы, но моих родителей часто не было дома, поэтому мы вдвоем были против всего мира. Я чувствую ответственность за нее, а недавно она начала попадать в неприятности. Думаю, это что-то вроде юношеского бунта. Я всегда нервничаю, отвечая на звонок от нее, не зная, будет ли это «Привет!» или «Приезжай забрать меня из тюрьмы».
Я рассказал ей больше о своей семье, чем кому-либо в Бостоне, и поговорить об этом было облегчением, хотя часть меня кричала, чтобы я заткнулся.
— Из тюрьмы? Серьезно?
— Магазинная кража, — сказал я. — Больше шалость, чем что-то еще — не то чтобы мы с тетей Тессой не восприняли это всерьез.
— Что насчет твоих родителей?
И все всегда приводит к этому вопросу, не так ли? Не желая видеть жалость на лице Лайлы, я взглянул на женщину на сцене, старающуюся изобразить Кэти Перри.
— Они… — я прочистил горло. — Они умерли.
Лайла положила руку
— Бек, извини. Я не должна была выпытывать.
То, что это заставило ее чувствовать себя плохо, было хуже, чем видеть ее жалость, поэтому я решился взглянуть на нее.
— Теперь я понимаю, почему ты не говоришь о них.
— Дело не только в этом… В Кентербери мы были семьей, о которой все говорили. Было ли это уважение или обида, или зависть. Везде, где я был, люди говорили «О, это сын Ричмонда Давенпорта». Когда мои родители погибли, люди говорили об этом, спрашивали — это было неизбежно. Я так устал от людей, спрашивающих о подробностях или о том, как я себя чувствую, или желающих узнать о дальнейшей судьбе нашей компании… — я запустил руку в волосы, вонзаясь ногтями в кожу голову — так я мог сконцентрироваться, а не отвлекаться на тот факт, что воздух медленно покидает мои легкие. — Было приятно приехать туда, где о тебе никто ничего не знает.
Я положил свою руку на ее ладонь, нуждаясь в этом.
— Это делает меня отвратительным. То, что я не хочу говорить о своих родителях.
Разноцветные огни отражались в глазах Лайлы и танцевали на коже, пока она смотрела на меня.
— Вовсе нет. Это делает тебя человеком.
Ни секунды не раздумывая, я поцеловал ее в щеку.
— Спасибо.
Если бы Лайла знала все мельчайшие детали, то думала бы по-другому. Мама и отец имели свои недостатки, но они были хорошими людьми, и я, конечно же, любил их, даже если не говорил им этого достаточно часто. Все, что мне нужно сделать, чтобы почтить их память, — это принять управление компанией, как того хотел отец, но это давило на меня. Я не хотел его подвести, хотя его даже не будет рядом, чтобы увидеть меня.
Иногда мне хотелось погрязнуть в мыслях о том, как несправедливо то, что мне приходится иметь дело с нежелательной ответственностью. Я знал, что есть люди, с трудом оплачивающие свои счета. Люди, больные раком. А я был богатым мальчиком, который хотел плакать из-за того, что должен стать частью компании, которая обеспечит его на всю жизнь. Я ненавидел это в себе.
— Хочешь уйти? — спросила Лайла.
Вечер начался так удивительно, настроение легкомысленное и веселое — ну, кроме моих шальных мыслей о губах и теле Лайлы, но мне удалось их обуздать. Я не хотел оставлять это так, и мне нужно было убедиться, что алкоголь вышел из моего организма. Я подумал о ней на сцене, поющей и танцующей.
— Нет. Я хочу, чтобы ты спела другую песню.
В ее глазах появилось опасение, поэтому я уже было решил взять свои слова обратно, когда опасение сменилось решимостью. Лайла улыбнулась мне.
— Твое желание — закон.
Если бы это было на самом деле так, то я хотел бы забрать свое предложение о песне и заменить его на другое, совершенно недопустимое: о ней в моей постели, голой и подо мной.
ГЛАВА 17
Лайла