Счастья нам, девочки! Обо всем понемногу
Шрифт:
– М-да, понятно, – протянул Борис. – Ну, так оставайся, Марусь! В смысле, выходи замуж и оставайся! Ты же за этим сюда и приехала?
– Вот в том-то всё и дело! Боюсь я, Борь. Мне всегда по-настоящему замуж хотелось. Чтобы влюбиться, чтоб чувства взаимные, дети… Как у мамы с папой, понимаешь?
Борис кивнул.
– Серьёзно излагаешь, девочка. Давай-ка я тебе расскажу кое о чём, а ты послушай внимательно. Не хотелось мне с тобой эту тему затрагивать, но, думаю, лучше тебя посвятить во всё, что сам знаю, заранее, чтобы ты потом не попала, как курица во щи.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– На
Я слушала, затаив дыхание, а Борис продолжал.
– К сожалению, имеются ещё и «товарищи проходимцы». Обещают жениться и золотые горы, приглашают познакомиться, пожить у себя, а по окончании гостевой визы или, если девочка просто надоела, отсылают её домой: не подходишь, дескать. Вдруг взял, да и разглядел её параметры, а они, понимаешь ли, вкусу не соответствуют. Грудь мала или попа широка, а может, просто храпит, спать мешает. Несовместимость – штука серьёзная! Одну девчонку сменяет другая, за ней третья и так далее… И ведь сделать по закону ничего нельзя, потому как наши дурочки сами добровольно едут – ублажают, обстирывают, варят-парят. Попадаются, конечно, и нормальные, серьёзные мужики, но, думаю, их меньшинство. Мне бы очень хотелось, чтобы твои знакомые были именно из их числа, и ты нашла среди них нужного тебе человека.
Борис закончил свой рассказ, и какое-то время просто молча шли рядом.
– Что скажешь, племянница? Напугал я тебя?
Я и вправду не знала, что ответить. Я не считала себя столь наивной, чтобы не подозревать в этой брачной затее какой-либо червоточинки, но червячок-то оказывался уж больно прожорливым.
– Спасибо, Борь.
– За что?
– За разговор, конечно. Как ушат с холодной водой. Но лучше услышать всё от тебя и сейчас, чем потом… Чтобы знать, на что иду, правда?
– Правда, девочка, – Борис остановился и, взяв меня за плечи, повернул к себе лицом. – Ты у нас умница, светлая головка. Я уверен, что ты всё решишь и сделаешь правильно. Главное, помни: ты здесь не одна, мы всегда и, что бы не случилось, рядом. Я, Петька, Ядя. А вместе мы что?
– Сила, Борь, сила!
Когда я больше волновалась: при первом звонке «моим мужчинам» или после, при первой встрече? Не знаю.
О чём вести разговор с совершенно незнакомым тебе человеком на другом конце провода? А если он меня не поймёт? Хотя это вряд ли. Скорее наоборот. Этот момент волновал меня больше всего.
Я хорошо запомнила слова Инны Иннокентьевны, повторяемые ею снова и снова: «Понять мой немецкий, имея солидный словарный запас, дорогие мои, большого труда не составит, а вот понять
Что ж, судя по комплиментам моих собеседников, телефонный экзамен я выдержала с честью, любимая учительница имела все основания мною гордиться.
Всё оказалось гораздо проще, чем я думала. И Клаус, и Хартмут действительно радовались предстоящей встрече. По-моему, сам факт того, что она состоится, был для них далеко не очевиден, слишком уж издалека я приехала. Да-да, конечно, что-то слышали… Судя по всему, слово «Сибирь» у обоих ассоциировалось с непроходимой тайгой и медведями, гуляющими по улицам. Жена из Сибири – какая экзотика!
Мой фаворит, импозантный баварец Клаус, к сожалению, отбывал в короткую служебную командировку, зато Хартмут – состоятельный владелец нескольких автомастерских в Ганновере, оказался в полном моём распоряжении. Во время нашего телефонного разговора он называл меня «майн шатц» – моё сокровище и волновался, не встретилась ли я за прошедшее время с конкурентами по переписке, деликатно прощупывая их наличие. Такое беспокойство, с одной стороны, льстило моему самолюбию, а с другой казалось несколько странным. Лгать во спасение не пришлось. С чистой совестью я заверила его в обратном: меня ведь не спрашивали о планах на будущее!
Вызвавшись оплатить все расходы, чрезвычайно обрадованный Хартмут тут же пригласил меня к себе в гости. В гости так в гости, согласилась я. Покажи мне твой дом, и я скажу, кто ты. Мысленно перефразировав известное изречение, я назначила встречу на завтра.
Поезд медленно подъезжал к Ганноверу. Пассажиры задвигались, зашевелились, кто-то проснулся и, зевая, потягивался в уютном кресле, готовясь через несколько минут встать и проследовать к выходу, а кто-то, особенно торопливый, уже стоял наготове, нетерпеливо поглядывая на часы в ожидании остановки.
Позади остались около пяти часов дороги и сегодняшняя, бессонная от волнений, ночь.
– Ну, не переживай ты уже так, Марусь, – увещевала меня Ядя перед отъездом. – Ничего же страшного не происходит. Приедешь, познакомишься с человеком, посмотришь, как он живёт, а не понравится – домой вернёшься. Всего-то навсего, а? – взглянув на меня, Ядя расстроенно покачала головой. – Да на тебе лица нет!
Его и правда не было. Во всяком случае, ещё сегодня утром оно выглядело весьма помятым. Синюшная бледность и синяки под глазами проступали даже сквозь пудру и румяна, делая меня похожей на больную невыспавшуюся Барби, а потому, наскоро смыв «неземную красоту», я решила предстать перед возможным женихом в своём натуральном обличье.
Хартмута я узнала сразу. Выйдя, как мы и договаривались, из вагона последней, я уже готовилась либо к долгому ожиданию, либо к перспективе и вовсе остаться «забытой и незабранной», но мои опасения оказались напрасными. Навстречу мне по железнодорожной платформе уверенной поступью шагал… «Жан Габен»? Что ж, среднего роста, плотный, коренастый, с лёгкой сединой в тёмно-русых волосах и правильными чертами лица Хартмут и в самом деле напоминал известного француза.
– Добрый день, – приветствовал он меня, протягивая руку. – Ты Мария? Я не ошибся?