Щегол
Шрифт:
— Ох, твою мать, — сказал я, поставив сумку на пол.
Молчание.
— Борис, — спросил я, — ты не можешь?..
— Нет.
— А Котку?..
— Нет.
— Ну и хер с вами, — сказал я, подхватил пса и сунул его под мышку. — Я его тут не оставлю, чтоб она его снова запирала и морила голодом.
— И куда ты собрался? — спросил Борис, когда я направился к выходу.
— А?
— Пешком? В аэропорт?
— Погоди-ка, — сказал я, спустив Попчика на пол. Меня вдруг затошнило так, будто я вот-вот выблюю на ковер все красное
— Нельзя, — безжалостно ответил Борис, выплюнув отгрызенный кусок ногтя.
Он вел себя как мудак, как же мне хотелось ему врезать.
— Ну и ладно, — сказал я. — Может, кто-то в аэропорту его захочет приютить. Или, а пошло все в жопу, поеду на поезде.
Он собрался было отпустить какое-нибудь саркастичное замечание, я хорошо знал эти его сжатые губы, как вдруг внезапно выражение лица у него переменилось — я обернулся и увидел, что Ксандра — с окосевшими глазами, вся в потеках туши — стоит, покачиваясь, на верху лестницы.
Застыв на месте, мы глядели на нее. Прошло, казалось, лет сто, когда она наконец открыла рот, снова его закрыла, ухватилась за перила, чтобы не упасть, и проскрипела:
— А Ларри ключи в банковской ячейке оставил?
В ужасе мы несколько секунд просто пялились на нее, пока не поняли, что она ждет ответа. Волосы у нее торчали соломой, она, похоже, вообще не соображала, где находится, и шаталась так, что, казалось, вот-вот навернется с лестницы.
— Эээ, да, — громко ответил Борис. — То есть нет. — И добавил, потому что она так и продолжала там стоять: — Все нормально. Иди, спи.
Она что-то пробубнила и на заплетающихся ногах поковыляла обратно. Пару минут мы так и стояли, не шевелясь. Потом я тихонько — в затылке так и покалывало — подхватил сумку и выскользнул за дверь (последний раз я видел тот дом и ее, хотя в общем-то даже не огляделся напоследок), а Борис с Попчиком вышли за мной следом. Мы все втроем быстро рванули вниз по улице, подальше от дома — Попчик клацал когтями по асфальту.
— Ладно, — сказал Борис со смешинкой в голосе, которая у него вылезала обычно, когда нас чуть не ловили в супермаркете. — Ладно. Ну, может, и не в такой она была отключке, как я думал.
Меня прошиб холодный пот, и от ночного воздуха — хоть и промозглого — стало получше. Вдали, на западе, в темноте вспыхивали и скручивались беззвучные франкенштейновские молнии.
— Ну хоть не померла, правда? — хихикнул он. — А я еще за нее волновался. Господи боже.
— Дай мне свой телефон, — сказал я, влезая в куртку. — Надо машину вызвать.
Он нашарил телефон в кармане, протянул мне. Это был дешевый одноразовый телефон, который он купил, чтобы следить за Котку.
— Не, возьми себе, — сказал он, убрав руки, когда я попытался вернуть ему телефон, вызвав «Такси „Удача“: 777-7777», этот номер был налеплен на каждой шаткой лавочке возле автобусных остановок в Вегасе. Затем он выудил пачку денег — половину тех, что мы забрали у Ксандры — и попытался всучить ее
— Забей, — сказал я, нервно оглядываясь на дом. Я боялся, что она снова очнется и выскочит на улицу нас искать. — Это твои.
— Нет! Тебе пригодятся!
— Не надо мне, — сказал я, засунув руки поглубже в карманы, чтобы он никак не сумел мне их всунуть. — Да они тебе и самому пригодятся.
— Да хватит тебе, Поттер! Ну вот зачем ты уезжаешь именно сейчас? — Он обвел рукой улицу, ряды пустых домов. — Не хочешь ко мне идти — перекантуйся вон там денек-другой! Вон в том доме, в кирпичном, даже мебель есть. А я, если хочешь, еду тебе буду носить.
— Да, или я ведь еще могу в «Доминос» позвонить, — сказал я, засовывая телефон в карман куртки. — Раз уж они сюда теперь доставляют.
Он дернулся.
— Не злись.
— Я не злюсь.
Я правда не злился — только был настолько не в себе, что казалось, вот сейчас проснусь — и окажется, что я заснул с книжкой на лице.
Я заметил, что Борис глядит в небо и напевает себе под нос строчку из одной песни маминых «Велвет Андеграунд».
Но если дверь закроешь… Ночь будет вечной…— А ты что? — спросил я, потирая глаза.
— А? — переспросил он, с улыбкой глядя на меня.
— Ну, с тобой что? Мы увидимся еще?
— Быть может, — ответил он тем же бодрым тоном, каким, наверное, прощался и с Бами, и с женой бармена Джуди в Кармейволлаге, и со многими другими людьми в своей жизни. — Кто знает.
— Приедешь ко мне через пару дней?
— Ну-у…
— Приезжай ко мне. Садись на самолет, деньги у тебя есть. Я тебе позвоню и скажу, где я. Только не говори «нет».
— Ладно, хорошо, — ответил Борис тем же бодрым голосом, — не скажу «нет».
Но, судя по его голосу, именно это он и говорил.
Я закрыл глаза.
— Ох.
Я так устал, что меня шатало, я боролся с желанием прилечь на землю, меня осязаемой силой тянуло к тротуару. Когда я открыл глаза, увидел, что Борис озабоченно на меня глядит.
— Да ты посмотри на себя, — сказал он. — Ты вот-вот рухнешь.
Он порылся в кармане.
— Нет, нет, нет, — сказал я, делая шаг назад, когда увидел, что у него в руке. — Ни за что.
— Тебе лучше станет!
— Про кислоту ты тоже так говорил. — Не надо мне было больше водорослей и поющих звезд. — Правда, я не хочу.
— Но это другая штука. Совсем другая. Она тебя протрезвит. Голову прочистит — обещаю.
— Ага.
Наркотик, от которого трезвеешь и который голову прочищает, как-то совсем не вязался с Борисом, хотя на вид ему сейчас было получше, чем мне.
— Посмотри на меня, — резонно сказал он. — Да. — Он понял, что уломал меня. — Я что, брежу? У меня что, пена изо рта валит? Нет, я просто хочу помочь! Вот, — добавил он и вытряс немного порошка себе на тыльную сторону ладони, — давай. Дай-ка я тебя покормлю.