Щенки Земли
Шрифт:
— Господа, ваши любимцы вернулись к вам. Мы любим вас. ГОСПОДИН!
— Они не слышат тебя, — сказал я ласково. — Если бы могли услышать, то уже были бы здесь.
Жюли поднялась с колен и отважно расправила плечи. Я стоял у подножья горы, и она спустилась ко мне. В ее глазах не было слез, губы собрались в горькую улыбку.
— Я ненавижу их, — произнесла она твердым голосом, — всем своим существом я их ненавижу! — И упала в мои объятия в глубоком обмороке.
Крохотуля не хотела засыпать, и мы с ней коротали первые часы надвигавшейся ночи. Прислушиваясь к вечерним звукам, мы пытались угадывать голоса зверей и птиц. Часам к девяти все смолкло и земля окуталась полнейшей тишиной.
—
— Что странно, папа?
— Странно, что, когда умолкли сверчки, не осталось никаких звуков. Ни единого шороха. Разве провода не должны гудеть? Издавать хотя бы небольшой шум? Но они молчат. Думаю, они мертвы.
— Мертвы? — как эхо повторила Крохотуля. — Господа умерли? Теперь Динги нас съедят? Позволят они мне сперва принять ванну? Потому что когда я боюсь…
— Нет, Крохотуля, милая моя. Провода умерли, а не Господа. Господа не умрут никогда. Неужели ты забыла то, что я говорил тебе на днях о Боге?
— Но то — Бог.
— Нет никакой разницы, дорогая. Давай-ка спать. Твой папа просто подумал вслух, а мама только сделала вид, что испугалась. Ты же знаешь, что маме нравится притворяться.
— Но почему же Бог не вышел из электрических столбов, когда мама попросила?
— Может быть, этой линией не пользуются, радость моя. Возможно, она сломалась. Завтра мы пойдем вдоль нее и узнаем, в чем дело. Наверное, я неправильно понимаю, что такое шум в проводах. Видимо, это просто суеверие, а суеверными могут быть только Динги. Вероятно, Господа не смогли услышать нас из-за изоляции проводов. Как они могли нас услышать, если находятся далеко отсюда? Завтра мы найдем дорогу к замечательному питомнику, Крохотуля. Ни о чем не стоит беспокоиться.
Крохотуля уснула, но я не смог. Северный горизонт стал извергать грандиозные вспышки света. Они покрывали черноту неба яркими полосами, поглощая блеск звезд. Потом полосы распадались, меняли форму и вспыхивали снова.
Северное сияние. Северная Аврора.
Это как раз то, с чем Господам особенно нравилось играть. Они чувствовали себя дома среди электронов пояса Ван Аллена и устремлялись туда, где их поток искривлялся, чтобы коснуться земной атмосферы на ее магнитных полюсах; следовали за ними, управляя ионизацией воздуха, создавая эти столбы света и подчиняя себе их перемещения, всегда так поражавшие людей, в соответствии со сложными правилами своей невиданной геометрии. Эти беспрестанно меняющиеся узоры были высшим удовольствием Господ, и, несомненно, именно сила пояса Ван Аллена на Земле послужила первопричиной того, что их потянуло к этой планете. Они обеспокоили себя вмешательством в дела человечества только после ряда ядерных взрывов, проведенных в поясе Ван Аллена в 1960-е годы.
Этой ночью сияние было неслыханно красиво, и я понял, что Господа все еще на Земле, — они так жизнерадостны и так ярко пламенеют, чтобы их любимцы — их бедные, заблудшие, неухоженные любимцы — могли не сомневаться.
Но это было очень холодное и очень далекое пламя. Мне от него легче не стало. — Напрасен твой учтивый взгляд, — проворчал я. Жюли, которая всегда спала чутко, шевельнулась.
— Сожалею, — пробормотала она, вероятно слишком сонная, чтобы вспомнить, по какому поводу намеревалась выразить сожаление.
— Все в порядке. Мы найдем их завтра, — сказал я. — Завтра, завтра.
Жюли улыбнулась и снова погрузилась в сон.
На следующий день мы двинулись вдоль линии электропередач в северном направлении. Она шла рядом со старой асфальтовой дорогой, израненной трещинами и выбоинами, но все же более удобной для продвижения пешком, чем буйно поросшие кустарником обочины. Мы шли
Встретившийся нам выгоревший дорожный указатель информировал, что до Шрёдера двадцать километров. Шагая по дороге (провода над головой были, как нам казалось, надежной защитой от Дингов), мы рассчитывали добраться до питомника к раннему вечеру. То и дело попадались стоявшие поодаль от дороги брошенные фермы, а дважды дорога расширялась, и в этих местах руины лежали теснее друг к другу: когда-то здесь были поселки. Там провода разветвлялись во всех направлениях, но главная линия следовала прежним курсом — к Шрёдеру. Столбы были из сосновых бревен, окрашенных красно-коричневым креозотом, и в точности походили один на другой, пока…
Жюли заметила это, когда мы уже были недалеко от Шрёдера. Вверх и вниз по столбам разбегались тонкие серебристые линии, поблескивавшие в косых лучах солнца. При более пристальном рассмотрении они оказались вертикальными цепочками декора каких-то несложных повторяющихся конфигураций. Одна фигура представляла собой две пересекающиеся окружности, которые связывались с другими фигурами цепочек прямыми черточками:
Другая выглядела просто зигзагом.
Наиболее часто повторялся рисунок, которым обозначается батарейка в электрической схеме.
Они и в самом деле были условными обозначениями электросхем.
Весь декор выглядел слишком топорным и бессмысленным с любой точки зрения, поэтому у меня не возникло даже сомнения, что Господа не имеют к нему отношения. В этих орнаментах было что-то варварское, что-то наводившее на мысль о Дингах!
Но какой Динго посмел бы так близко подойти к святая святых Господ? Питомник, скорее всего, в нескольких сотнях метров отсюда. У меня появились дурные предчувствия относительно нашей безопасности. Не успел я осмыслить нависшую угрозу, как другая беда явилась сама собой.
— Каддлис! — пронзительно закричала Жюли. — Боги и Господа, посмотри! Электростанция!
Я подхватил на руки Крохотулю и мигом оказался рядом с Жюли.
Ажурный бетонный забор, который уже метров тридцать тянулся вдоль дороги и преграждал нам вход на территорию подстанции, теперь перестал быть препятствием, потому что в этом месте он представлял собой просто нагромождение обломков. Искривленные и перекрученные, словно ветви гигантских дубов, черными силуэтами на фоне светло-голубого предвечернего неба вырисовывались тавровые балки остова подстанции. Ее пилоны, на которых крепились провода высокого напряжения, лежали на земле подобно замертво рухнувшим Голиафам. Провода были оборваны и свисали с забора, позванивая при порывах ветра. Все было уничтожено, абсолютно все.
— Была бомбардировка, — сказал я, — но это невозможно.
— Динги? — спросила Крохотуля.
— Боюсь, что да. Но как они могли?
В этом не было смысла. Столь примитивное нападение не могло принести успеха в борьбе против Господ, если весь богатейший арсенал науки XX века потерпел неудачу. Эх, мало им было ядерных взрывов в поясе Ван Аллена. Я сомневался тогда и продолжаю сомневаться до сих пор, было ли действительно в человеческих силах уничтожить хотя бы одного из Господ.
Как оказалось возможным сражение с чем-то, не имеющим размеров, при отсутствии представлений об уравнениях, которых могли бы дать хотя бы символическое приближение к пониманию природы того, с чем сражаешься? Нет, их не победить бомбардировками второстепенных силовых подстанций то в одном, то в другом месте; не победить, даже разбомбив их все. С таким же успехом можно пытаться убить льва веником из чертополоха. Господа — это нечто гораздо большее, чем просто та или иная технология.