Щепки плахи, осколки секиры
Шрифт:
— Если среди них есть разумные существа, то почему бы действительно не найти с ними общий язык, — оживился Цыпф. — У вас ведь, слава Богу, есть опыт общения со всякой нелюдью.
— То-то и оно… Разум может завести жизнь туда, куда никакая эволюция не заведет. С Незримыми или с тем же Кешей общаться бывает посложнее, чем с кошкой или собакой… В том смысле, что их точка зрения на природу и на свое место в ней отличается от нашей куда больше, чем наша от собачьей…
— Какой-то вы сегодня чересчур задумчивый, — сказала Верка. — Даже не попробовали ничего, кроме каши.
— Перед дальней дорогой лучше не переедать, — слабо улыбнулся Артем.
— Разве вы нас бросаете,
— Нет, конечно… Но сейчас нам лучше всего снова расстаться. Здесь я вам не помощник. Разве что буду состоять при ваших особах телохранителем. Но это не устроит ни вас, ни меня… В свою очередь, и вы не помощники в том деле, которое задумал я. На время наши пути расходятся, чтобы потом соединиться вновь. Как говорил Наполеон, армии должны маршировать порознь, но сражаться вместе… Постарайтесь, чтобы за время моего отсутствия пролилось как можно меньше крови и как можно большее количество людей если и не приготовились к эвакуации, то хотя бы восприняли мысль о ее необходимости… Ну и, конечно, постарайтесь уцелеть сами. Не торопите события. Любому плоду необходимо время на созревание. Сделайте все возможное, чтобы установить взаимопонимание с наибольшим числом человеческих сообществ, исключая, может быть, лишь наиболее экстремистские… Не замыкайтесь в среде своих земляков. В заботе нуждаются и те, кто живет за пределами Отчины. Впрочем, не мне вас учить. Ну вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать… Прощаться не будем… Я переночую здесь и уйду еще до того, как вы проснетесь.
После побудки выяснилось, что мрачные прогнозы Смыкова сбылись — Мирон Иванович быстро и неотвратимо впадал в состояние запоя, столь же волшебно-притягательное для самого пьющего, сколь и отвратительно-тягостное для окружающих.
В предчувствии этого события он заранее распихал по всяческим потайным местам заначки разного объема (в пределах от ста грамм до литра) и теперь, проявляя дьявольскую находчивость и скрытность, уничтожал их одну за другой. При этом он всячески пытался сохранить внешнюю видимость трезвого и здравомыслящего человека. Давалось это Мирону Ивановичу, очевидно, огромным напряжением духовных и физических сил.
Первую дозу, разгонную, он принял еще в постели, но ее хватило совсем ненадолго. За завтраком, безо всякого аппетита грызя черствый хлеб, Жердев вдруг спохватился, что не успел как следует умыться. Имевшийся в столовой рукомойник его не устраивал — дескать, вода чересчур теплая и уже «не живая». Перекинув через плечо полотенце, он отправился к колодцу, расположенному в глубине двора. Отсутствовал Жердев совсем недолго, а вернулся в хорошем настроении и с мокрыми волосами (но с теми же следами пыли и копоти на лице, что и прежде).
Жадно навалившись на еду, он глубокомысленно заметил, что водные процедуры для человека — первейшее дело. Свою мысль Жердев подкреплял всякими историческими примерами, начиная еще с античных времен.
— Христос своим ученикам сам ноги мыл! — говорил он, размахивая ножом, заменявшим ему и ложку, и вилку. — Неряхи они, наверное, были редкие… И Понтий Пилат, когда его совесть окончательно замучила, побежал руки мыть. Наверное, до этого имел неосторожность поручкаться с кем-нибудь из местных первосвященников… Нет, умыться спозаранку — первейшее дело! Недаром в народе говорят, что только медведь не умываясь живет…
— Говорят и по-другому, — многозначительно заметила Верка. — Не взяла личиком, так не возьмешь и умыванием.
— Ерунда! — Жердев безо всякого усилия расколол ножом деревянную солонку.
— Лучше чистюля-дурнушка, чем неряха-красавица… Я, между прочим, когда
— Его папаша, кстати говоря, приезжал в Талашевск сыночка проведать, — внес ясность Смыков. — Что он балтийский матрос, так это точно. Когда трезвый бывал, клял эсеров за то, что они его обманули во время кронштадтского мятежа. А по пьянке за то же самое большевиков грязью поливал. Тот еще был старик. Но телосложением сыну не уступал. Даже в чем-то и превосходил.
Жердев вернулся уже совсем в другом расположении духа, и даже хромота его, похоже, на время пропала.
— А хотите послушать, как меня Крупская в пионеры принимала? — с ходу предложил он.
— Времени, знаете ли, в обрез, — начал отнекиваться Смыков.
— Да ерунда! Я вас куда хочешь доставлю. Хоть в Лимпопо, хоть в Баламутье, хоть к черту на рога! Заодно расскажу, как я на Курской дуге три фрицевских танка бутылками сжег.
— Бутылки-то, поди, с портвейном были? — Верка прикинулась наивной дурочкой.
— Почему с портвейном? — удивился Жердев. — Со специальной зажигательной смесью. Ее еще потом «коктейлем Молотова» назвали. Две бутылки из-под водки были, одна пивная. Как сейчас помню.
— За такой подвиг вас к званию героя должны были представить, — заметил Смыков.
— Совершенно верно! Да вся беда в том, что я в разгар боя тяжелое ранение получил. Осколочное, в голову. — Он опять продемонстрировал шрам, который все видели накануне. — Плюс ко всему еще и засыпало меня. Только через трое суток саперы совсем из другой дивизии откопали… Вот и приписали мой подвиг постороннему человеку. Ефрейтору Миркису, может, слыхали про такого? Он позже детским писателем стал… Нет? Жаль. А на самом деле он никакой не герой и не писатель, а самый обыкновенный педераст. И жил он в то время с начальником штаба нашего полка. Вот тот и накатал на своего дружка представление в наградную комиссию. А меня с носом оставили. Весь фронт эту историю знал. После этого я от обиды и подался в повара, тем более что Курочкин меня давно к себе звал… Эх, попробовали бы вы мой бигос или суп-пюре из шампиньонов! А впрочем, чего это я разболтался! Соловья баснями не кормят! Один момент. Сейчас угощу вас своим фирменным блюдом. Молочный поросенок жареный в сухарях с хреном. Пальчики оближете.
Никто из членов ватаги не успел ни одобрить эту затею, ни отвергнуть ее, а Жердев, прихватив с собой обрез, уже ковылял через двор — хоть и неуклюже, но быстро и решительно, словно краб, преследующий морского ежа.
— Мало было одного пьяницы, так мы еще и второго нажили, — вздохнула Верка. — А мне он сначала даже понравился.
— А не надо было ему вчера казенный спирт наливать! — не преминул упрекнуть ее Зяблик. — Сама виновата.
Где-то поблизости грохнул выстрел и истошно заквохтали перепуганные куры.