Щит и меч Венеры

Скука, скука и скука.

У кого что на работе, а у меня смертная скука.

Единственное, чем я себя развлекаю — подслушиваю телефонные разговоры шефа.

Раньше я шарф вязала, но когда его длина достигла периметра приемной, помноженного на два, с этим делом я… завязала. И теперь скрашиваю рабочие дни тем, что торчу под дверью начальника, припав к ней ухом.

Скажете — пошло?!

Ничуть.

То, чем

занимается наше агентство, не вписывается ни в какие нормы морали, так почему я должна грузиться шатко-призрачными понятиями «хорошо» или «плохо»?

Наше агентство фабрикует алиби.

Да, да, именно фабрикует, и именно алиби. Ничего криминального — просто если вы захотите сходить налево, мой шеф — Константин Жуль, предложит сотни вариантов, как доказать вашей супруге или супругу, что вы не валялись в чужой койке, а были, например, на важной деловой встрече, или с друзьями на рыбалке, или вообще находились в командировке.

Кошмар, да?

А теперь подумайте сами, что в сравнении с этим мои маленькие шалости с подслушиванием.

Слава богу, жители нашего города оказались не настолько испорчены, как предполагал господин Жуль, поэтому услугами «Алиби» они пользуются крайне редко. Вернее, если быть точной, они ими вообще не пользуются. В месяц к нам заглядывает пара клиентов, оба из которых путают услуги нашего «предприятия» или с услугами частного венеролога, или с ремонтной конторой, или с детективным агентством, или со школой танцев, или с бюро находок, или с наркологической клиникой, или с интим-салоном, или… Одно время я даже записывала, с чем путают наше агентство и списки, развлечения ради, подсовывала Жулю. Константин морщился, комкал бумагу и, бросая ее под стол, говорил: «Отсталый народ. Во всем мире такие агентства имеют своих клиентов. И мы будем иметь! Вот подожди, еще прочухают, что это такое, отбоя не будет!»

— Да уж, — под нос бормотала я, подбирая бумагу с пола, — и прочухают, и будем иметь… мы их, они нас…

Работает «Алиби» уже восемь месяцев и не прогорело до сих пор лишь потому, что у Жуля денег — немеренно. Они достались ему по наследству от тетки, и он смело тратит их на самые модные и нетривиальные направления в бизнесе.

Но любые деньги имеют обыкновение заканчиваться, если не преумножают сами себя. Это и мышке понятно. Только господин Жуль не желает с этим считаться. Он с упорством маньяка с восьми утра до десяти вечера ждет своего «золотого» клиента.

Спросите, почему я не плюну на все и не найду другую работу?

Дело в том, что я безумно и, увы, безответно, влюблена в своего шефа.

Скука начиналась с утра.

Как только я приходила в приемную, бросала сумку на стол, расчесывала перед зеркалом длинные волосы, так скука и начиналась.

Смертная!

Кроме меня и шефа в конторе сидит еще Нарайян — программист, который в случае необходимости должен взять на себя обязанности дизайнера: смонтировать на компьютере поддельные фотографии, фальшивые бланки, пригласительные билеты, абонементы или еще что-нибудь в этом роде. Но поскольку необходимости такой ни разу еще не возникло, Нара ведет распрекрасную жизнь: он сутками сидит в Интернете, курит, пьет кока-колу из банок, лопает чипсы и вовремя получает неплохую зарплату. При этом у него есть отдельный кабинетик — маленький, но с дорогой мебелью, хорошей техникой и кондиционером. Я даже не знаю, Нарайян — его настоящее имя, или так называемый «ник». По-моему, шеф тоже не знает этого. Возраст у нашего программиста-дизайнера трудноопределимый — то ли двадцать, то ли тридцать, то ли все пятьдесят. Он молчалив, носит рваные джинсы, бейсболку, майку с принтом Б.Г. [1] и кеды, за которыми вечно тянутся развязанные шнурки. В ушах у Нары постоянно торчат наушники, на поясе висит плеер и по многозначительности, застывшей у него на лице, я нисколько не сомневаюсь, что слушает он тоже Б.Г. Домой Нарайян уходит лишь для того, чтобы принять душ и покормить черепаху.

Нара не трогает нас, мы не трогаем Нару. Если учесть, что Жуль регулярно платит зарплату (и себе тоже), то о лучшей «работе» мечтать не приходится.

Только мухи, залетающие в наш офис, не проживают и получаса. Они засыпают, а потом и вовсе дохнут от скуки. Я беру дастер и заметаю их под стол, на котором стоят факс, ксерокс и принтер. Хоть какое-то применение офисной технике…

Я пришла на работу, кинула сумку на стол, причесалась у зеркала и… заняла привычное место под дверью у шефа. Обычно я просто стою, приложив ухо к двери, но сегодня присела на корточки и, привалившись плечом к косяку, стала пилить ногти.

Минут пять за дверью была тишина.

Потом началось:

— Мам? Да, я уже на работе. Да, все замечательно, от клиентов отбоя нет, запарки страшные. Да, мамуль, я хорошо позавтракал. Конечно, овсянкой, конечно, грейпфрутовым соком. Нет, кофе не пил. Что я, дурак, сердце садить и вымывать из организма драгоценнейший калий?! И зарядку я сделал. Да, и приседания, и отжимания, и обнимания… да, обливания. Мам, у меня клиент, я не могу разговаривать. Да есть у меня и чистые рубашки, и чистые носки, и целые трусы! Не надо ко мне заезжать, не надо ко мне заглядывать, мама!! Нет, я не вожу домой женщин, я имею их в продезинфицированном больничном боксе под приглядом опытного врача, я одеваю по три презерватива сразу, мама, а потом немедленно обследуюсь на инфекции!! Нет, я не ерничаю. Все, мама, у меня вторая линия, извини…

И облегченное:

— Фу-у-у-у-у!

Шеф всегда разговаривал по мобильному, поэтому подслушивать его на параллельном телефоне не было никакой возможности — только под дверью.

Разговор с мамой как всегда закончился традиционным крещендо.

Потом последовала минутная пауза и:

— Натусь? Привет. Замотался вчера, извини, вот и не позвонил. Работы невпроворот! Клиенты штабелями под дверью лежат. Нет, и сегодня я не смогу, и сегодня я страшно занят. Нет, Натусь, я не избегаю тебя, да, тебе это только кажется. У меня еще мама приболела, так я с работы с лекарствами к ней в больницу лечу. Еще с недельку такая канитель продлится. Извини, маленький. Нет, не надо ко мне приезжать! Да никого я себе не завел! Да, я ем твои шанежки, пользуюсь твоим одеколоном, ношу твой оранжевый галстук и мою ноги на ночь твоим абрикосовым скрабом. Натусь, у меня вторая линия, извини… Фу-у-у-у-у!!!

Последнее было сказано уже в отключенную трубку.

Сидеть на корточках мне стало не очень удобно, и я устроилась на полу, прислонившись спиной к двери. Шансов, что кто-то застанет меня в такой позе, не было никаких: уборщица убиралась тут раз в неделю и то в шесть утра, Нара безвылазно сидел в кабинете, странным образом не выходя даже в туалет, а шеф… шеф мог развлекать себя разговорами по мобильнику до конца рабочего дня.

— Здорово, Егор! Как смотришь на то, чтоб вечерком завалиться в «Три голодных койота», выпить пивка, приобщиться к стриптизу и сыгрануть в бильярд? Отлично. Устроит. Заметано. Ладно, потом можно и в сауну, черт с тобой, можно и девочек. Я плачу. Ну, пока, ну, до вечера!

— Здравствуйте, а можно Алену? Это врач женской консультации. Нет, ничего страшного, просто хочу пригласить Колесникову на плановый осмотр. Вы мама? Нет, не волнуйтесь, у вас здоровая, красивая, сексуальная дочь. При чем тут сексуальная? Да, действительно… Это, видите ли, профессиональный взгляд на проблему — больной человек не может быть красивым и сексуальным. Да, мой профессионализм делает меня иногда очень двусмысленным и немного циничным. Ах, Алены нет дома?! Жаль, жаль, я очень хотел бы ее осмотреть… Нет!! Вам не надо ко мне приходить! Вы мне не подходите! То есть, — я же не ваш врач! Ну и что, что участок один, ну и что, что вы тоже очень красивая и сексуальная… Господи, как вы можете посылать меня туда, где я, собственно, и работаю? Вы очень грубая мама. Я и слов-то таких не знаю… Пожалуй, я не буду осматривать вашу Алену, пусть ее другой врач лечит. Фу-у-у-у! — традиционным выдохом уже не в эфир закончил нелегкий разговор Константин Жуль.