Щит побережья. Книга 1: Восточный Ворон
Шрифт:
Старой колдунье не требовалось складывать особых заклинаний: она полагалась на силу вырезанных рун, на лошадиный череп и ореховое дерево, а еще больше – на свою способность будить и направлять скрытые силы земли и камней. Она думала о духах гор – и приближалась к ним; она обращалась к ним – и они ее слышали; она приказывала – и они выполняли ее желание. А приказывать она умела только одно: беспокоить и гнать. Сама душа старухи была вечно беспокойна и голодна, и за долгие годы ненасытная колдунья хорошо научилась бросать свое беспокойство на другого – на человека, на зверя, на духа. Разлад прилипчив, он везде найдет щелку! Он расшатает любую стену, он подроет любую гору!
Холодный пронзительный ветер загудел над вершиной, стал раскачивать лошадиный череп. Вокруг Трюмпы вились стаей невидимые существа, знакомые и неведомые, мнимо покорные и явно опасные. И уже она не властна была над вызванными силами; пробудившиеся, теперь они кружили ее в своем хороводе, и она кричала, не помня себя, как часть чужого мира: холодного, бессмысленного, жадного, как лавина из снега и камня.
Ауднир смотрел, как старуха мечется и прыгает вокруг жерди, точно в нее вселился тролль. Нет, сотня троллей! Ему хотелось закрыться руками от ветра, режущего, бросающего дрожь в каждый сустав, словно в нем летят все недуги, какие только есть. Ветер доносил обрывки пронзительных криков, но это был не голос Трюмпы. Это визжала и выла целая свора троллей, готовая накинуться на жалких человечишек, которые добровольно отдали себя им во власть.
Да, но он-то пришел сюда не затем, чтобы любоваться судорогами безумной старухи и слушать ее тошнотворные завывания! Хватит. С усилием стряхнув оцепенение и взяв себя в руки, Ауднир повернулся и пошел прочь от избушки, словно спохватился и удивился, зачем оставался тут так долго. Можно не сомневаться: если Трюмпа берется за колдовство, то делает дело как следует. Ауднир все ускорял шаг, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Вслед ему скалил зубы лошадиный череп, раскачивался, угрожая пуститься вдогонку.
Внезапно налетевший ветер рванул крышу, избушка содрогнулась. Атла вздрогнула тоже, как будто составляла одно целое со своим случайным пристанищем. Выронив ложку, которой мешала в котелке, она судорожным движением обернулась к двери: показалось, что прямо сейчас в избушку ворвется что-то огромное и страшное. Вальгард, дремавший на своей лежанке, открыл глаза и сел, резко втянул ноздрями воздух. Все это: шквал ветра, содрогание избушки, движение людей – составило один общий порыв, дрожь единого существа, которое чувствует близкую опасность.
Сильный сквозняк пробирал до костей, дым очага пригнуло к полу. Опомнившись, Атла бросилась к двери, на ходу стараясь плотнее запахнуть полысевшую накидку. Схватившись за холодный чурбачок, заменявший здесь дверное кольцо, она дернула дверь на себя, чтобы получше захлопнуть, и бросила беглый взгляд наружу. Там было не светло и не темно, а как-то серо. Едва миновал полдень, но небо погасло, деревья дрожали, точно боролись с кем-то невидимым. Издали катился вал ревущего ветра, хотелось пригнуться, закрыть голову руками. Испуг мешался с недоумением, и Атла стояла, держась за приоткрытую дверь и стараясь понять, в чем же дело. Странные бури у них на побережье…
«Старик идет!» – вспомнился навязчивый недавний страх, и Атле захотелось вжать голову в плечи. Она боялась глянуть вверх – а вдруг там уже нависла, заслоняя небо, серая громада Старика в развевающемся плаще, жадного до жертв Повелителя Битв, догнавшего их и здесь?
А на полянке перед избушкой прямо на снегу сидело что-то серое, живое. В глаза Атле бросилась круглая голова, знакомое лицо с обвислыми бледными щечками… Тот самый тролль, которого она встретила в лесу, сидел в трех шагах перед дверью и таращил на нее круглые бессмысленные глаза. Только теперь на нем не было шапчонки, и над серой, ржаво отливающей рыжиной шерстью, заменявшей ему волосы, поднимались торчком два длинных и тонких заячьих уха…
Увидев Атлу, тролль пошевелился. Невероятным усилием она дернулась, всем существом стремясь назад, в избушку, но не смогла двинуться. Тролль суетливо и поспешно поднялся на ноги, шагнул к избушке, поднял вверх руки, и Атле померещились вместо рук заячьи лапы. Дрожа крупной дрожью, тролль подпрыгнул на месте, и на его серой морде проступило странное выражение: он словно бы хотел напугать Атлу, но в то же время сам боялся ее до жути. Тролль выглядел так нелепо, что Атле не верилось в реальность происходящего. Ее челюсть судорожно дернулась, обозначая то ли смех, то ли рыданье, горло сжала судорога. Тролль явился сюда не по своей воле, чья-то сила пригнала его и держала за шиворот, не давая убежать. Не думая, только глядя на тролля застывшим от ужаса взглядом, Атла как-то разом почувствовала это. Дикий страх перед этой невидимой силой затопил душу.
А сила была уже здесь. Это она раскачивала деревья, она несла в лицо колючий невидимый снег, она ревела и гудела в небе, бешено мчала облака. У нее отсутствовало лицо, но она была везде.
– Вот чего придумали! – буркнул рядом знакомый голос, и сильная рука швырнула Атлу от порога назад, в глубину избушки. – Сожри вас всех Фенрир*!
Вальгард шагнул через порог наружу, и в руках у него был щит, который он вынес из погибающей усадьбы Перекресток. Не обращая внимания на тролля, не сгибаясь под ветром, он сделал несколько шагов вперед, поднял щит перед собой. Разрезанный надвое ветер завизжал, завертелся вокруг Вальгарда, кусая его сотней ртов и не в силах причинить вреда. Горячие зола и пепел с погасшего очага слепящим вихрем кружились по избушке, Атла закрывала лицо руками, но не могла отвести взгляда от Вальгарда и следила за ним через щелочку между пальцами. Она сидела на полу перед очагом, и мощная фигура Вальгарда за порогом казалась исполински огромной. Он был как Тор, вышедший на бой с великаном, и щит в его руках вызывал в памяти саги о битвах богов.
Истошно визжавший ветер через раскрытую дверь врывался в избушку; вместе с ветром до слуха сжавшейся и дрожащей Атлы стали долетать какие-то неразборчивые, но могучие звуки. Постепенно до нее дошло, что это Вальгард поет. Его голос был так же могуч и дик, как ветер. В этой песне сверкали острые копья молний и проносились тяжелые щиты туч; здесь были стрелы дождей и жаркое дыхание грома. Вальгард ревел и выл, как выла и ревела буря, он грохотал и хохотал, так что жизнь и нежить в испуге пятились, отступали. Теперь Атла почти не дрожала, а просто ждала: она поверила, что Вальгард справится с той силой, которая обрушилась на них неведомо откуда.
В усадьбе Перекресток его звали Вальгард Певец. Женщины посмеивались: никто и никогда не слышал, чтобы он пел. Глупые! Его песни предназначались не для них.
Постепенно ветер утих. Песня Вальгарда тесно переплелась с ним, связала, скрутила и унесла куда-то прочь. Напряженно ловя слухом ее отзвуки, Атла не сразу заметила, как Вальгард вернулся в избушку. Тяжелые шаги вдруг раздались прямо у нее над головой; вздрогнув, она отшатнулась от нависшей темной исполинской фигуры. Сейчас Вальгард казался ей чужим и страшным, почти неузнаваемым. Как испуганный зверек, Атла проворно отползла в дальний угол, чтобы великан ненароком не растоптал ее.