Щит
Шрифт:
– «Заслава»?
– Щит Заслава. Чисто наше. Дружинным «за Отвагу» дают. А нам – «Заслава». Самая старая награда Руси. По слухам, чуть ли не Светленом введенная.
Лютый чуть не захлебнулся взваром. Надо же!
– Так у тебя этот щит [82] есть?
– Ага! – снова хлебнул Беско. – Он самый. Правда, без мечей. Посчитали, что за «своих» мечи – перебор. Но тоже неплохо. Главное, дойти…
– Не бойся, выдержу я, – попытался успокоить кметя волхв. – В «Кречетах» служил.
82
Щит– здесь: орден.
– Насчет «Кречетов» не скажу, особо не сталкивались. А ты – молоток. Переходи к нам. Вручим тебе фиолетовый платок торжественно. Мы все словечко замолвим, без испытаний вручат, как заслуженному…
– Подожди, – перебил Лютый, – а почему фиолетовый? Вы же в защитных ходите.
– Традиция, – пожал плечами старший кметь. – Защитный – для полевых. А для парада – фиолетовый. Раньше, говорят, «Стрибоговы дети» чубы в такой цвет красили. Потом, как стрижки сменили, на голову стали платки повязывать. А цвет остался.
– Странно, я не знал…
– Так мы же самое скрытное из скрытных подразделений! – засмеялся Беско. – И от нас многое в народ не уходит.
– А чего ж ты мне выболтал?
– Тебе теперь можно. Ты с нами в дело идешь! Кстати, две части до выхода.
Буривой, по-стариковски кряхтя, поднялся и начал приседать, разогревая болящие ноги. Иначе в первые минуты успеть за спецназовцами нереально. Рванут же с привала, как будто и не бежали всю ночь…
И через три часа, уже в крутолете, мысли его крутились вокруг услышанного о «Стрибоговых детях». Щит Заслава… Фиолетовые платки… Раньше чубы красили…
Ящур! А откуда вообще взялось слово «фиолетовый»? Привет от Галки Баграновой?
Севернее Киева, лето 6447 от Сотворения мира, листопад
Боль отзывалась в затылке, увесистыми молоточками тюкая в ритм дерганий усталого сердца. В такт из груди рвались надсадные хрипы. Да, друже, отвык ты от настоящих дел. Не в горнице сидеть, вычерчивая стилусом по пергаменту, обмакивая в чернила, собранные из галлов. У русов много дубов. Нет недостатка в материале…
Очередная вспышка боли пронзила с пяток до затылка, заставив тело мучительно изогнуться. Проклятые русы с их гнилыми заборами и всякими настилами, и щепастыми нестругаными досками, кои с презрительным смешком ломаются под не особо-то и тяжелым человеком. Добро хоть, в выгребную яму не провалился, отделавшись лишь подранной до кости ногой. А то было бы не только больно, но и смешно. Тем, кому доставать пришлось бы. Хотя, с другой стороны, могли и сразу копьем пырнуть. Чтобы не пачкаться. Русы гордостью сильны и слабы единовременно…
А так, ушел. Хотя теперь и непонятно, куда податься. Многолетняя работа пошла коту под хвост. Проклятый русин! Сумел перемолотить стольких… Лучше бы эта отрыжка Перуна всех убила! А так… Покалеченные не уйдут. Каждый знает немного, но по отдельности. А все вместе… Вукомил его вел. Подворье на окраине оказалось засвечено, раз успели так быстро. И часа не прошло. Переиграли, вчистую… Дурак! Так и не сумел выбить из себя идиотское зазнайство, вбитое воспитанием. «Свет истинной веры защитит тебя!», «Язычники не могут сравниться в уме с рабами Господа! Никогда не смогут!». Еще как могут. Не Христос же с Перуном умом меряется, а Ираклий с Вукомилом.
Да и, честно говоря, хорошо знавший святые книги Ираклий не сомневался, что скрытника, ведущего себя подобно Христу в человеческом воплощении, Вукомил раскусил бы минут через семь. Или через восемь, если слишком занят. А потом разыграл бы игру. Может, так и произошло в Иерусалиме? Разыграли карту божьего сына римские скрытники?
Ираклий отогнал богохульные мысли. Негоже так ученику самого Стилоса. Хоть и не только духовными делами ведал Великий Никифор, а все же настоятель, никуда от этого не деться. Да и сам Ираклий в монахах ходит. Если верить записям в пергаментах. Впрочем, и службу кое-как отслужит, если припрет. Что, впрочем, не мешает работать еще и на хазар-иудеев, да и германцам иногда кое-что подкидывать. Богу лишние деньги не нужны. А его скрытнику пригодятся…
Ираклий вытер обильный пот, плотной завесой выступивший на лбу. Брезгливо отбросил пропитавшуюся насквозь тряпицу в угол. Шалишь, друже, не тех винишь. Сам же виноват…
Мог же сразу понять, не по зубам тебе эти странные вятичи. И ведь предупреждал Бог, когда девку мерзкую захватить не удалось! Насторожиться надо было. Но тогда единоверцев киевских посылал. Смердов, а не воев. А здесь лучших бойцов отобрал, да еще наемников волынских привлек… Немат именем Христовым клялся, что одним ударом дело кончится. Для Немата так и вышло. Одним ударом. Первым в ад отправился. Но, увы, не последним…
Кое-как, стараясь не тревожить раны, доковылял до полок, заставленных всяческими коробами и заваленных высохшими чуть ли не до звона связками трав.
Прежний хозяин баловался целительством. От него и осталось. Ираклий, сам малость понимающий в лекарском деле, начал поиски нужных ингредиентов. Котелок лежал под лавкой, закопченным днищем кверху. Небольшой таганок стоит рядом, засунутый подальше от неосторожных сапог. Вот и правильно. Не топить же печь ради столь малого объема? Да и посреди дворика разжигать костер особой охоты нет.
Вода вроде как должна быть у входа, в тяжелой бочке, собирающей дождевку. Улыбку с лица стерло неосторожным прикосновением к ноге. Смешно, в самом деле. Почти все киевляне и думать не думают о дожде как источнике воды. В отличие от жителей города Константина. Или тех, кто живет за белоснежными, испепеленными вечным зноем стенами Шаркила. Тут вода течет повсюду. И нет нужды беречь, отмеряя влагу скупыми мерками…
Странный хозяин был у домика, застывшего кривым кубиком из великанской игры, брошенным в траву и забытым. Трава обернулась деревьями, кубик – тайным пристанищем. Здесь не найдут.