Сципион. Социально-исторический роман. Том 1
Шрифт:
Лицо Ганнибала разом отяжелело и покрылось мраком бесчувствия.
— Ну что же, я дам тебе сражение, римлянин, — угрожающе произнес он, и в этот момент оба его глаза показались слепыми от бешенства.
— Я надеюсь на это, — сказал Публий, — поскольку отступление стало бы для тебя катастрофой.
Ганнибал резко развернулся, чтобы уйти, и уже сделал шаг к своему войску, но внезапно возвратился и горячо заговорил на греческом языке:
— Да, Корнелий, мы — враги, любезности в наших устах звучат диссонансом, но мы с тобою величайшие люди на земле и обязаны договориться, чтобы поделить между собою обитаемый мир. Если мы сейчас так вот и разойдемся с тобою, то завтрашний день принесет трагедию одному из нас. Мы оба рискуем
Сципион снова задумался и отвлекся от гремящих экспрессией фраз. Но, не слыша произносимого, он услышал нечто более важное и схватил, зафиксировал в сознании еще одну характерную черту своего противника, залегающую в глубине под нагромождением бесконечных «я» и «ты» в речи о делах десятков тысяч людей. Риторические пары рассеялись, и он наконец-то увидел бездну пропасти, разделяющей его с этим человеком не только в гражданском, но и в личностном плане.
А Ганнибал, заметив задумчивость Сципиона, истолковал ее в благоприятном для себя смысле и еще более пылко бомбардировал римлянина комплиментами, восхваляя его испанские и африканские дела, стараясь размягчить ими волю соперника.
— Ты симпатичен мне, Публий, — вкрадчиво, почти что тепло говорил карфагенянин. — Я люблю людей, возвышающихся над толпой, и потому в равной степени желаю удачи и себе, и тебе!
— Ты ошибся, Пуниец, я не возвышаюсь над толпой. Просто на некоторый, определяемый ходом войны отрезок времени народ выдвинул меня из своей среды, но не за тем, чтобы я возвышался над ним, а для того чтобы я возглавлял его. Однако, командуя согражданами, я при этом подчиняюсь законам. Мы совсем разные люди, Ганнибал, мы принадлежим различным мирам, и предложенным тобою путем нам не придти к общей цели.
Ганнибал смолк и пытливо всматривался в лицо Сципиона, только теперь, кажется, начиная провидеть свою участь.
— Нам следует говорить не как Ганнибалу со Сципионом, а как главнокомандующему карфагенскими войсками и римскому проконсулу, — еще раз пояснил высказанную мысль Публий.
— Я дам тебе сражение, Публий Корнелий Сципион, — уже без прежнего гонора медленно и грустно повторил Ганнибал, и после тягостной паузы добавил:
— Пеняй же на себя!
Публий улыбнулся.
— Ты ничего не понял, Пуниец, — сказал он, — нет здесь меня, а есть государственный человек с конкретными полномочиями и конкретными обязательствами перед своей Республикой.
— Пеняй на себя, — снова произнес Ганнибал и пошел прочь. Сципион поторопился сделать ответный ход и покинул место переговоров одновременно с оппонентом.
Публий ступал легко и уверенно. Сильван же, слишком переволновавшийся в ходе словесного поединка, с трудом передвигал ноги и едва успевал за проконсулом. Заметив это, Сципион захотел взбодрить товарища, с которым побывал во многих переделках, и поинтересовался его впечатлением от вражеского полководца.
— Жуткая образина! — воскликнул переводчик.
— Да неужели? — удивился Сципион и добродушно рассмеялся. — А женщинам нравится. Я слышал, он пользуется бешеным успехом у них.
— Все правильно, — подтвердил Сильван. — «Сейчас схвачу» — говорит его физиономия. Что для женщин может быть приятней!
— Однако и разговорчики же у нас в такой критический час! — перебил Публий. — А между тем, наверняка, в свите Пунийца присутствует Силен, а в нашем отряде — вглядись, уже отсюда можно различить, вон там, справа — высоко подняв голову, стоит громогласный Энний. Эти историки, конечно же, сейчас творят, если не умом, так душой. Представляю, как в настоящий момент они присматриваются к нам с Ганнибалом и в воображении приписывают своим полководцам величественные думы: ведь наступает такой важный день! Но не скажу за Пунийца, а у меня, признаюсь честно, никаких мыслей теперь не осталось — полнейшая пустота; все, что было, растратил. Есть только убеждение, что дело идет как надо.
— Впрочем, — добавил он после некоторого молчания, кое что я все-таки смекнул… Видишь, как гряда холмов, закручиваясь спиралью, вгрызается в нашу долину?
— Не вижу. Я же не орел, и не могу смотреть сверху, — изумился Сильван, но, частично соглашаясь с Публием, сказал:
— Хотя я замечаю, что поле действительно несимметрично.
— Порой и человек может обладать орлиным взором, — задумчиво произнес Публий.
— Да, если он — Сципион.
— Нет, если очень нужно. Но мы отвлеклись. Возвратимся же к делу: в вершине этой спирали Пуниец, несомненно, устроит засаду. Наверное, именно поэтому мне подмигивал его слепой глаз.
23
Входя в лагерь, проконсул прямо в воротах первым попавшимся навстречу солдатам заявил:
— Все прекрасно, соратники, завтра битва!
Тон полководца сообщал однозначную оценку предстоящему событию, и воины взорвали монотонный гам лагеря криком восторга. Пройдя к преторию, Сципион вызвал трубача, и вскоре длинная туба, пропев мощным резким гласом определенную мелодию, уже всему войску возвестила канун сражения. Следующим действием проконсул созвал собрание легатов и трибунов. Коротко оповестив офицеров о том, как протекали переговоры с Ганнибалом, он поставил им задачи по подготовке воинских подразделений к бою и отправил их к солдатам. С некоторыми легатами Сципион переговорил наедине. Так, он отвел в сторону Квинта Минуция Терма и поручил ему немедленно собрать хороший отряд, а с наступлением темноты, засесть с ним за горной грядой, позади холма, который, по его мнению, изберет Ганнибал для организации ловушки, устроив тем самым засаду против предполагаемой засады противника. Особое внимание уделил он Масиниссе и беседовал с ним дольше, чем с кем-либо другим. Под воздействием прошлогодних душевных потрясений и недавней деятельности по укреплению вверенного ему государства нумидиец заметно возмужал и теперь неизменно радовал Сципиона образом своих мыслей.
В такого рода практических заботах, направленных на завтрашнее сражение, прошел остаток этого дня. Лишь с наступлением ночи Сципион уединился в шатре и проиграл в уме несколько возможных вариантов хода битвы. Зная уровень противника и, следовательно, отдавая себе отчет в сложности и непредсказуемости предстоящей битвы, он, конечно же, не рассчитывал на полное воплощение разобранных им тактических построений, но полагал, что в реальности обязательно встретит их фрагменты, а значит, обдумав сегодня как можно больше правдоподобных ситуаций, сэкономит завтрашнее время. Однако в полночь Сципион оставил все дела и лег спать.
В эту тревожную, насыщенную токами людских переживаний ночь боги подарили Публию ровный глубокий сон, который, несмотря на кратковременность, в полной мере освежил его силы. Поднявшись еще до рассвета, Сципион ощутил прилив бодрости и летучую легкость в теле. Ни малейших остатков усталости не затеняло его сознание. Физический организм работал четко и как бы бесшумно, ничем не заявляя о себе; он безропотно и даже с наслаждением служил мысли и цели. Благодаря полноте чувств, окружающее воспринималось с особой выпуклостью и некой прозрачной объемностью. Те предметы, которые раньше, чтобы рассмотреть, нужно было обойти со всех сторон, Публий теперь охватывал единым взором. Обостренность ощущений позволяла ему в запахе дополнительно угадывать цвет, в цвете — слышать музыкальные тона, а в звуках — улавливать движение.