Screenplay 5. Забывшая
Шрифт:
– Новый айфон.
– Какая модель?
– Я же говорю – новый. Третий.
Он взял со стола и положил передо мной какую-то космическую штуковину.
– Вот новый айфон. И это уже шестой.
Теперь я смотрела на телефон. Это тупое разглядывание совершенно парализовало остатки моей воли. Я кажется, начинала понимать… Он раскрыл ноутбук и вопросительно заглянул мне в глаза:
– Яндекс? Гугл? Какой поисковой системе ты доверяешь больше, Лу?
– Всё равно…
Он пожал плечами и развернул ноутбук в мою сторону. Дрожащим пальцем я начала печатать «какое…». Под жёлтым окошком поисковика в первой же строчке выскочила подсказка: «Какое сегодня
Я зажмурилась. В детстве я часто так делала, меня это от многого спасало. От мерещившейся в ночи тёмной фигуры в углу, от невкусной каши, от страшного момента в кино, от некрасивой старухи в автобусе. Детство давно кончилось. Открыв глаза, я поняла, что нахожусь в прежнем кошмаре. Тело стало слишком тяжёлым и потянуло вниз. Среди наползающего мрака я увидела метнувшееся зелёное пятно, и в следующий момент большие надёжные руки сомкнулись за моей спиной.
Глава 2
Ветер раскачивал лёгкую белую штору. Артём сидел в кресле напротив моей кровати, говорил что-то, а я только смотрела сквозь него, боясь поверить в то, что он существует на самом деле. Я боялась поверить в его существование и в существование всего этого нового чужого мира вокруг меня. Казалось, что стоит только всерьёз признать всю эту чушь реальной, как она тут же реальной и окажется. Открещивалась от неё, отворачивалась, ждала, когда рассеется наваждение, закрывала глаза, мысленно призывая свой прежний мир, открывала глаза, но видела всё тот же кошмар, из которого никак не могла вырваться. Пугало меня не столько настоящее, сколько будущее, мне казалось, что весь происходящий ужас – всего лишь прелюдия к тому, чем окажется последующая жизнь.
Шли минуты, кошмар начал обрастать подробностями, которых я не замечала ранее. Выяснилось, что стены в моей комнате светло-бежевые, а мебель из красного дерева. Что чешется комариный укус на правой лопатке, а глаза у человека, называющего себя моим мужем, карие. Что он беспомощно покусывает нижнюю губу. Что нервно постукивает голой ступнёй по бежевому ковролину. Мощные волосатые руки в подвёрнутых до локтя рукавах сложены на груди. Я разглядывала его краем глаза в те моменты, когда он не смотрел на меня. Думала о том, каково это будет жить под одной крышей с совершенно незнакомым человеком.
Пару минут назад я убедилась в том, что весь мир действительно считает меня мёртвой. Настояла на телефонном звонке и связалась с одной из своих подруг, представилась дальней родственницей Марии Мироновой, сказала, что нашла этот номер в случайно обнаруженной записной книжке.
– Мы уже очень давно потеряли друг друга. Вы случайно не знаете, как с ней связаться? – блеяла я в трубку.
– Мне очень жаль вам это сообщать, но ведь Маша умерла лет, кажется, пять назад. Или шесть…
Каждое сказанное ею слово наваливалось на меня невыносимой тяжестью, будто плотнее заковывая в кольцо наваждения. И я сдалась. Позволила наваждению стать моей новой реальностью. Спросила что-то. Артём что-то мне ответил. Поначалу разговор не клеился, наши голоса казались мне далёкими и ненастоящими, хриплыми, будто записанными на старую граммофонную пластинку. Я слышала себя будто со стороны и со стороны наблюдала за этим разговором и за этим телом, которое неуверенно вещало моим голосом, словно не до конца понимало, есть ли у него на это право.
– Так мы богаты? – спрашивала я.
И это интересовало меня меньше всего. Как обычно, самые главные вопросы трусливо комкались и застревали в горле.
– Очень.
– Ясно.
Он рассказывал мне про какие-то счета в офшорах и о том, какой недвижимостью мы владеем в Москве. Скоро эту недвижимость продадут, и наши счета, пополнившись круглыми суммами, станут ещё более значительными. Я поймала себя на мысли, что смотрю на него так, будто стараюсь понять, что у него на уме, как часто делают люди при общении с теми, кого хорошо знают. Но я-то его совершенно не знаю, так что не стоит мне пытаться проникнуть в его голову, ничего из этого не выйдет.
– И как же тебе удалось перевезти меня через границы? Как мы вылетели из страны, если я в розыске? Почему именно Камбоджа?
– Мы плыли сюда по морю. Камбоджа – одна из самых коррумпированных стран. Здесь все нищие и все буддисты, всем на всё плевать. Мой знакомый, у которого схожие проблемы с властями, живёт здесь уже давно. Он помог выйти на нужного чиновника, чтобы купить паспорта, помог договориться с капитаном рыболовного судна, на котором нас сюда и переправили.
Он рассказал мне очень много, настало время перейти к главному – к тому, что беспокоило меня больше всего. Как вышло так, что этот здоровенный, чужой, пугающий меня мужчина теперь мой муж? Я никак не могла поверить в то, что больше никогда не увижу Даню. Я всё ещё люблю его, да, наверное, люблю. Иначе эта беспредельно острая, жгучая тоска не трепала бы моё сердце так настойчиво. Да, это именно оно – чувство потери, и оно так хорошо изучено мной, что я никогда не перепутала бы его ни с каким другим чувством. Знакомая пустота, отчаяние и безысходность владели моим сознанием перманентно, служили фоном для всех остальных, незнакомых эмоций.
– Как мы познакомились? – спросила я наконец.
В то время, когда я сама не находила себе места от смущения, в его глазах не было никакой неловкости. И ничего зловещего.
– Мы работали на одного и того же человека, – спокойно говорил Артём, откинувшись на спинку кресла. – Я пришёл к нему на полтора года раньше. Когда я впервые увидел тебя, то сразу понял, что больше всего на свете хочу одного – сделать тебя своей. И, должен сказать, это было нелегко. Ты была упрямой, как…
Он досадливо сплюнул на пол. Я слабо улыбнулась:
– Похоже на правду.
– Да. И знаешь, что ещё покажется тебе правдой? У нас в компании была строгая политика – никаких отношений между сотрудниками. И, кажется, только из-за этого ты всё ж таки согласилась на свидание со мной. Назло, так сказать, запретам.
– Узнаю свой почерк.
Артём довольно хмыкнул и подался вперёд, сказал, пристально глядя мне в глаза:
– После этого свидания я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о тебе, и через пару месяцев сделал предложение.
Я закусила губу, чувствуя горечь от того, что в моей голове не нашлось ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть его слова.
– И я сразу согласилась?
– О, если б всё было так просто, то это была бы не ты. В двух словах – пришлось попотеть. Примерно пару недель.
– Всего две недели? – огорчилась я почему-то.
– Знаешь, я ведь могу быть очень убедительным, когда захочу. Я старался как мог, я превратил твою жизнь в сказку, ты выглядела очень счастливой, и в конце концов я сказал: «Милая, если ты хочешь, чтобы так было всегда, ты должна дать своё согласие. Сегодня, сейчас. Если ты откажешься, я, скорее всего, переживу это, но ты не сможешь ничего изменить, если вдруг передумаешь».