Сделаю тебя своей
Шрифт:
— Я надеюсь, он разведется. По крайней мере, я над этим работаю.
Обалдело качаю головой.
— Никто никогда не разводится, — говорю зачем-то, Саша усмехается.
— Вот уж неправда. Во-первых, кризис среднего возраста никто не отменял. А во-вторых… Не разводятся два вида людей. — Она загибает палец. — Те, кто связан с женой деньгами, имуществом, бизнесом. — Загибает второй палец. — Слабаки, которые готовы всю жизнь ныть, как им плохо в браке, но ничего не делать, продолжая ехать на дохлой лошади просто потому, что им не хватает сил совершить
Я смотрю на нее несколько секунд, чувствуя подступающие слезы, а потом говорю:
— Понимаю.
Саша хмурится, приглядываясь ко мне.
— Че, грузанула, да? — усмехается неловко. — Ну ты извини. Само как-то.
— Значит, ты надеешься, что он разведется? — сглатываю я ком в горле.
— Надеюсь. Опять же, мы не связаны обязательствами, так что я еще смотрю по сторонам. Может, встречу кого-то подходящего.
Саша кидает взгляд на часы и встает.
— Ладно, я побежала. До завтра.
Она легонько хлопает меня по плечу и уходит, а я так и сижу, глядя перед собой. Саша ведь права. Во всем права. Если ты не меняешь свою жизнь, значит, тебя все устраивает, сколько бы ты ни говорил обратное.
Или ты просто боишься последствий? Потому что привык, потому что в браке все так ясно, знакомо, даже если порой тяжело — это тяжело тоже знакомо. А что там будет, за бортом? Неизвестность. Только почему эта неизвестность обязательно страшная? Необязательно ведь. Совсем необязательно.
Глава 31
Звонок на мобильный выдергивает из мыслей. Иду в комнату, звонит сын.
— Как дела, Гош? — улыбка сама скользит по губам, когда слышу его голос.
— Нормально. А ты чего не звонишь?
— Как это? Мы вчера говорили.
— Ну ты обычно в одно и то же время звонишь.
Закусываю губу. Вот так и бывает: нас выдают мелочи. Я, и правда, звоню Гоше, когда прихожу с работы домой.
— Прогулялась немного, забыла.
Я чувствую приступ совести за то, что вру сыну, и за то, что мысль о звонке ему в принципе вышибло у меня из головы.
— Папа звонил, — продолжает Гоша, — просил не нервировать бабушку.
— Тебе там вообще как?
— Нормально. Я почти все время на улице с ребятами. Так что все гуд. Еще бы бабушка не доставала. Мне кажется, она тебя не любит.
— Не говори глупостей, Гош.
— Я серьезно, мам. Я слышал, как она говорила с папой по телефону. Она сказала, что ты всегда была легкомысленной, и меня таким же растишь. И что на папу и на нее тебе наплевать. В плане на то, что они думают.
Я сжимаю трубку. Вот сейчас мне точно не наплевать. Сейчас я готова убить дорогую свекровь. Она вообще думает, что ребенок может ее услышать?
— Сынок, подслушивать чужие разговоры не хорошо, — заставляю себя взять руки. Не с ним же мне это обсуждать.
— Я
Глубоко вдыхаю и выдыхаю.
— Я с ней пообщаюсь на эту тему. Она тебя не обижает?
— Нет, мам, просто достала тем, что бубнит.
— Ну хорошо… Через недельку уедешь к моим, поживешь там.
— Ага.
Мы еще болтаем, а потом я набираю Ромке. Я злюсь, хочу высказать ему все, что думаю, но он не берет трубку. На смс тоже не отвечает. И так в течение вечера, хотя я уже успеваю остыть и теперь просто хочу дозвониться до него.
В итоге он присылает сообщение около одиннадцати вечера, что посидел в баре с друзьями, не слышал моих звонков. Не отвечаю, нет уже никакого желания с ним говорить. Оставляю сообщение непрочитанным и ложусь спать.
— Ну между нами все нормально, Мили?
— Да, конечно. Просто я волновалась.
— Ладно, извини еще раз. Меня вся эта история с налоговой вымотала. Решил вечерок расслабиться. Ну все, я побежал.
— Давай.
Кладу телефон в сумку и иду в офис. Вот и весь разговор. Никаких разборок, недовольств, возмущений. Ничего. Просто ничего. И кажется, вот это и есть самая большая проблема.
Весь день я провожу, как на иголках, ожидая появления Тимура. Каждый раз, когда открывается входная дверь, напрягаюсь и уговариваю себя не оборачиваться. Чаще выхожу из кабинета, постоянно выглядываю в окно: с него видно большой участок, выданный нам под парковку.
Я не хочу этого, точнее, не хочу, чтобы это было во мне: желание его увидеть. Но оно есть, и такое сильное, что я не могу сопротивляться. И когда Тимур так и не появляется, я чувствую неудовлетворение. Я ждала его весь день и морально вымоталась от этого состояния. Не идиотка ли? На что я рассчитывала? Что он бросит все дела ради того, чтобы прийти со мной поздороваться? Улыбнуться мне, бросить этот свой внимательный и насмешливый взгляд? У него работа, свои обязательства перед людьми.
В пятницу я надеваю новое платье. Осматриваю себя в зеркало и даже решаю, что это слишком, когда из комнаты выходит Саша.
— Ух ты! — бесхитростно выдает она. — Милана, да на стройке у всех случится неконтролируемый стояк.
Я смеюсь, иногда простота Саши бывает чрезмерной, но интонации, с которыми она говорит, заставляют проглатывать это, не морщась.
И я решаю пойти в этом платье. Но если первые полдня я еще жду появления Тимура, то потом отвлекаюсь на работу. Наваливается куча дел, которые нужно срочно сделать.
— Такая кипа доков, — качает головой Саша, — как бы нам не потерять чего.
— Я сделаю сводную таблицу, — киваю ей, не отвлекаясь от работы, — отправлю ее в Москву, чтобы они потом сверялись по ней.
В пятницу народ разбегается из офиса раньше. Вскоре я остаюсь одна, хочу добить таблицу и со спокойной совестью уйти на выходные. Тру уставшие глаза и решаю, что кофе мне не повредит. Беру чашку, кидая взгляд на часы: без пятнадцати шесть.
Выхожу из кабинета, заворачиваю в открытую дверь кухни и замираю.