Сделка
Шрифт:
Что касается меня, то, должна признаться, подобная мысль закралась мне в голову еще до того, как я услышала откровения Роджера. Поэтому меня они совсем не удивили.
— Как ты можешь говорить такие ужасные вещи? — продолжала Джинни.
— Очень просто, — ответил он с подкупающей искренностью.
В это время лакей доложил, что для пикника все готово, и мы вышли из дома.
Экипаж и лошади стояли у дверей. Роджер оседлал чистокровного гнедого скакуна, двое слуг помогли Реджине сесть на переднее сиденье экипажа, я уселась рядом с ней и взяла в руки вожжи,
Снова мне показалось странным, не соответствующим окружающему пейзажу здание в виде греческого храма, стоящее под ветвистыми английскими дубами на типично английской аккуратно подстриженной лужайке. Но когда вспомнила, что это всего-навсего бани с бассейном, мое потревоженное чувство вкуса успокоилось и смирилось.
Под одним из развесистых деревьев уже стояли белые садовые стулья, окружая складной стол под белой скатертью, на котором разместились корзины с едой и бутыли с напитками. Из-за белых колонн здания слышались веселые детские голоса.
Роджер отправился взглянуть, что там делается, и поведал нам: Ральф и Джон плещутся вместе с детьми, состязаясь, кто кого сильнее обрызгает. Мы с Джинни присели на стулья под дубом.
— Хотелось бы, — сказала она, — чтобы мой муж так играл с ребятишками, как Ральф. Но это, к сожалению, ему несвойственно.
— Некоторые мужчины, — попыталась утешить я, — начинают общаться с детьми, лишь когда те становятся старше.
— Дай-то Бог. Он, конечно, любит мальчиков, но Каролина может из него веревки вить.
— Она прелестная девочка.
— Слышали бы вы, какой она подняла визг, когда я не разрешила ей купаться вместе с мальчиками. Этого только не хватало!..
Мы еще поговорили о детях. Вскоре плеск воды и крики утихли, и джентльмены разного возраста появились между белыми колоннами, чтобы присоединиться к нам.
Мои глаза сразу нашли Ральфа. Он был уже полностью одет — в белой рубашке и синем сюртуке, влажные волосы утратили свой золотистый цвет и были просто светло-коричневыми.
— Где же Гарриет? — спросил он сестру.
— Получила известие о прибытии отца и собирается ждать его в доме.
— О Господи! — раздался голос Джона Мелвилла. — Он все-таки возвращается?
Меня снова кольнула жалость к Гарриет и ее отцу, которыми все здесь тяготятся — и, кто знает, из-за чего? Из-за их неприятного нрава или потому, что они люди другого круга? Но я ведь тоже человек другого круга…
Со ступенек «греческого храма» послышался звонкий детский голос:
— Мама! Мама! Ты привезла еду?
— Еда уже на столе, Тео, — ответила Джинни, — Конечно, умираешь с голоду? А как Чарли?
— Еще больше умираю, — похвастался мальчик, прыгая вниз по ступенькам.
Вслед за ним выскочил мой Никки. Наконец-то! Я взглянула на его довольное лицо, мокрые волосы и поняла, что можно ни о чем не спрашивать, — ему все здесь нравится.
— Ой, мама! — возбужденно заговорил он, подбегая ко мне. — Я окунулся! Много раз! Даже держался на воде, честное слово! Лежал прямо на воде! И лицо в ней!
О Господи!
Я снова нашла глазами Ральфа, что было нетрудно: он стоял рядом.
— Как это получается? — спросила я у него. — Для того чтобы научиться плавать, нужно сначала научиться тонуть?
Он не удержался от смеха.
— Вы почти правы, Гейл. Только одна поправка: словечко «не». Нужно научиться не тонуть. Чему мы уже научились, верно?
Последняя фраза относилась к моему сыну, и тот закивал головой так, что влажные волосы рассыпались по лицу.
Никки убежал к мальчикам, Ральф сел возле меня и продолжил разговор о том, что так волновало меня в эту минуту, — о плавании. Тот, кто боится окунуть лицо в воду, сказал он, никогда не научится плавать, поэтому, начиная обучение, нужно избавить человека от страха. Никки с этим уже справился — значит, к концу недели будет плавать почти как рыба.
Сидящий напротив Джон подтвердил его слова, добавив с улыбкой, что они все здесь островитяне и опытные пловцы, а потому я должна им верить.
Пикник вполне удался — дети веселились от души, взрослые без напряжения и пикировки спокойно общались между собой. Я уж не говорю о вкусной и обильной еде, о том, что каждое наше желание тотчас угадывалось исполнительными слугами, а нам оставалось только наслаждаться покоем и бездельем.
Я, кажется, начинала понимать, какое блаженство может принести эта полная удовольствий и праздности жизнь богатых людей.
Неподалеку, у берега озера, были привязаны две лодки, и Ральф пригласил всех покататься. В одну из лодок сел он сам с мальчиками, шкипером и гребцом второй стал Джон. Леди Реджина предпочла остаться на земле, к ней присоединился Роджер, сказавший, что совершенно не понимает желания Ральфа постоянно что-то делать. Куда приятнее сидеть на одном месте, погрузившись в созерцание и свои мысли, не делая лишних движений. На что его кузина сухо заметила, что действительно, единственное движение, которое он позволяет себе делать, — это держать в руках игральные карты.
— О дорогая Джинни, — сказал на это Роджер, ничуть не обидевшись, — как хорошо ты меня знаешь!
Перед тем как сесть в лодку, я взяла клятву с Сэйвила, что, если она перевернется, он спасет Никки, а с Джона — что в том же случае он будет спасать своего единственного пассажира, то есть меня.
— Поехали! — закричал нетерпеливый Тео, когда мы расселись по лодкам.
Мой спутник был словоохотлив, от него я узнала немало нового о Ральфе и вообще об их семье.
— Бедняга Ральф, — говорил Джон, — настолько добросердечен от природы, что его семья, не стесняясь, садится ему на шею. Ну зачем, спрашивается, он дает приют этой Гарриет и ее отвратительному папочке? Какие у него могут быть обязательства перед ними? У старика Коула денег куры не клюют, он может нанять целую армию слуг и лекарей, чтобы присматривать за дочерью, пока та не родит, как они оба надеются, наследника Девейн-Холла.